Бытие наше дырчатое - Евгений Лукин Страница 14

Стратополох угостил его сигареткой.

— А огоньку?

Стратополох поднёс ему огоньку.

— Из белья ничего не надо? — поинтересовался он как бы невзначай.

Прикуривающий закашлялся.

— Ну нельзя же так, — сказал он с упрёком. Сердито затянулся, помолчал. Потом сипло пожаловался: — Достали врачуги! То не показано, это не показано… Ну пусть побегают поищут!

Вернулся официант, принёс рифмующиеся выпивку и закуску. Незнакомец сковырнул о внутренний край пепельницы огонёк с окурка, а сам окурок бережно положил в желобок. С видимым наслаждением выцедил пятьдесят граммов и, чуть ли не урча от удовольствия, уплёл селёдку.

— Ну вот, — блаженно известил он. — Теперь пусть приходят…

Уже не спрашивая разрешения, чиркнул чужой зажигалкой и запалил заначенные полсигареты.

— Меня, кстати, зовут Артём, — с намёком сказал Стратополох.

— Спасибо, Артём, — благосклонно кивнул собеседник. Потом всмотрелся, приподнял бровь. — А вы что, не узнаёте меня? Я никого вам не напоминаю?

— М-м… нет, — сказал Артём.

— Да вы что? — всполошился незнакомец. — А так? — Он повернулся анфас и, склонив лоб, проникновенно уставился на благодетеля. — Тоже нет?! Ну я не знаю… — Поманил к себе литератора указательным пальцем левой руки и, подавшись навстречу, лёг грудью на стол. — Я — доктор Безуглов, — жутким криминальным шёпотом сообщил он, одновременно давя правой окурок в пепельнице.

Мегаломания, она же бред величия, характеризуется, как видим, грандиозной переоценкой больным своего общественного положения. При этом отсутствуют глубокие нарушения памяти, равно как и галлюцинации. Типичны ясность восприятия и полная ориентировка в окружающем.

Ничего, короче, особенного: докторов Безугловых в больницах Сызново с некоторых пор хватало с избытком. Многие из них внешне напоминали самого доктора, что, кстати, и было зачастую причиной заболевания. В данном случае тревожило другое. Народ в «Последнем прибежище» собирался неуравновешенный и доверчивый. Запросто могли принять всё за чистую монету. Тем более что граница между величием и бредом величия подчас трудноразличима даже для специалиста.

Поэтому Стратополох сказал: «Тш-ш…» — и сделал выразительные глаза.

— Я тихо, тихо… — закивал доктор Безуглов (будем пока называть его так). Выпрямился и ещё раз, уже не скрываясь, оглядел собрание.

— А я говорю: победа! — прочувствованно вещал неподалёку загадочный юноша с подбритыми висками и минимумом косметики на мужественном лице. — Серьёзная уступка со стороны режима! Пойми: «любить» — это тоже наше родное слово…

— Вот в том-то весь изврат! — с отеческой нежностью возражал ему Квазимодо. — Одно родное слово они вытесняют другим! Другое — третьим! И с чем в итоге останемся, а? С факингами всякими?..

Доктор Безуглов покивал и повернулся к Стратополоху.

— М-да… — задумчиво молвил он. — Везде одно и то же… Что в Парламенте, что… Угости-ка ещё сигареткой, пока не загребли.

Артём угостил.

— Не боишься? — тихонько осведомился он, поднося зажигалку.

— Чего?

— Ну… сбежал, а пока тебя нет, кто-нибудь, глядишь…

— Место моё займёт? Не смеши! — Затянулся, откинулся на спинку привинченного к полу стула, помрачнел. — Хочешь совет?

— Ну?

— Никогда не становись Президентом.

— Не буду, — пообещал Стратополох.

Ему вдруг пришло в голову, что разница между беседой с настоящим доктором Безугловым и с тем, кто сидел сейчас напротив, в принципе не так уж существенна. Хорошая копия стоит оригинала.

А копия, судя по всему, неплоха.

— И-и… как себя чувствует наш больной? — осторожно полюбопытствовал Артём. — Я имею в виду, социум…

— Неизлечим, — со скукой отозвался доктор Безуглов, стряхивая пепел.

— А его составляющие?

— Вы о чём?

— О людях, естественно.

— При чём здесь люди?

Да, действительно. Ещё когда было замечено Кантом, что счастье государств растет вместе с несчастием людей! Видимо, нечто подобное можно сказать и о психическом здоровье: ненормальные подданные суть опора любой нормальной державы. Поэтому, как увидишь иностранца с умственным подвывихом, знай, что перед тобой сын великого народа.

— И всё-таки, — задиристо продолжал Артём. — Взять то же кодирование.

— Зачем? — спросил Безуглов.

— Н-ну… — Артём растерялся. — Для примера. Согласитесь, что это, как ни крути, а насилие над личностью. Пусть на добровольных началах — и тем не менее…

— Хороша личность, если согласна быть изнасилованной… — Безуглов вздохнул. — Странно, что нас, Артём, заботят подобные мелочи. Все мы закодированы с рождения…

— Простите… И кто же это нас?

— А то не помните! Сначала родители, потом нянечки в детском саду, потом учителя… А психотерапевты… Ну что они могут, когда всё уже сделано до них? Так, поправить мелкие огрехи… Крупные-то у нас называются моральными ценностями…

— А вам не кажется, — с вызовом спросил Стратополох, — что, если человека лишить всех недостатков, он исчезнет?

— Кажется, — спокойно отозвался Безуглов. И не менее спокойно добавил: — Удивительно вкусная была селёдка. А водка — так себе… Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Мне?! Каким образом?

— Ну… мало ли…

— Нет, спасибо. Я всем доволен.

— Редкий случай, — меланхолически заметил беглый доктор. — Да, кстати… — Он оживился. — Забыл спросить. Так из-за чего с вами никто не знается?

Разговор у них почему-то шёл то на «вы», то на «ты».

Стратополох криво усмехнулся и тоже закурил.

— Понимаете, меня тут считают извращенцем…

— Тут?! — поразился Безуглов. — И кто же вы, простите?

— Некропатриот.

Доктор не донёс сигарету до рта и заинтересованно прищурился. Почти с уважением.

— Патриотизм на почве некрофилии?

— Даже и не надейтесь, — отвечал Артём. — В собственно сексуальном смысле я натурал. Просто, знаете, храню до сих пор верность нашей усопшей Родине. Стране, которую мы сами же и прикончили…

Похоже, доктор был несколько разочарован.

— Мегалоросс?

— Что вы! Мегалороссов как раз уважают. Все эти их идеи насчёт реставрации Российской Империи со столицей в Сызново…

— Вы с ними не согласны?

— Нет.

— Почему?

— Во-первых, бред. Во-вторых, даже будь такое возможно, представляете, сколько потребуется кровушки, чтобы снова слепить всё воедино? Нет-нет, это не по мне.