Vita Nostra. Работа над ошибками - Марина и Сергей Дяченко Страница 14

— Что?!

— Да, — Костя коротко вздохнул. — А я как раз зимой, в феврале еще, подобрал на улице щенка… Больше никогда не буду так делать.

— Костя, — пробормотала Сашка, чувствуя, как трескаются губы, будто пустыня.

— Да, — он кивнул. — Мы все думали, что, перейдя в грамматическую форму на экзамене, станем свободными. От страха. От… всего этого. Великая Речь прекрасна и гармонична… Это правда. Но не вся правда. Они скрыли от нас кое-что: мы прогрессируем, как понятия, только пока в нас остается что-то человеческое. Само по себе Слово, готовое, созревшее — не растет, оно может только служить, быть орудием Речи. Поэтому на младших курсах они ломали в нас людей и вытаскивали понятия, а на старших — поддерживают… консервируют в нас людей или хотя бы человеческие реакции. До диплома, до финального экзамена. Понимаешь?

— Что случилось со щенком? — шепотом спросила Сашка.

— Он умер, — нарочито резко отозвался Костя. — Как моя бабушка. Как все умирают, если ты еще не заметила. Люди вокруг болеют, попадают под машины, разбиваются…

Сашка зазнобило:

— Ты говоришь как он.

— Я и буду как он, — сухо отозвался Костя. — После окончания Института. Потом. Когда-нибудь…

Он закрепил нитку и перекусил ее зубами. Протянул свитер Сашке:

— Вот… зашил, как сумел.

— Спасибо, — Сашка через силу улыбнулась. — Слушай, а твоя мама… Она… есть?

Он кивнул:

— Есть. Но она другой человек.

— Как это?!

— Время дискретно, — сказал он терпеливо. — Это не линия, как мы раньше думали, из прошлого в будущее. Это можно представить, как… систему пузырей, которые мало связаны или не связаны вообще. Через четырнадцать лет моя мама — другой человек, не та, кого я помню. И у нее по-прежнему есть сын — ну, формально. Мы даже созваниваемся по праздникам. Формальный сын, иллюзия сына. Думаешь, мало кто так живет?

«Я подумаю об этом позже», — сказала себе Сашка.

— Слушай, Костя, — она заставила себя переменить тему. — А Дмитрий Дмитриевич, он же Физрук, прямо зверь какой-то, да?

— Он, — Костя поморщился, — он дуалист… доппельгангер. Вроде как магнит с двумя полюсами или поплавок… У него две сути: одна — лапушка, миляга, добрый друг, Дим Димыч. Преподает на первых курсах физкультуру, на самом деле корректирует физиологические изменения студентов накануне метаморфозы. Другая… понимаешь, если бы он свои ипостаси не смешивал еще. А то он иногда меняет полярность сто раз в секунду, ему просто плевать, что у нас остались человеческие эмоции. Сейчас привыкли уже, а поначалу очень шугались. У него один полюс настолько человеческий, что другой — ну охреневшая Вселенная без намека на этику или сочувствие.

Сашка вспомнила, как танцевала когда-то с Дим Димычем спортивный рок-н-ролл. И как рассказывала о нем маме — такой замечательный физрук…

— …и он валит на зачетах, — шепотом закончил Костя, — как бешеная сноповязалка. Так что ты с ним не шути…

Сашка почувствовала, как поднимаются дыбом волосы на голове. Зачет в конце декабря. Она должна забыть Ярослава немедленно, выжечь из памяти любым способом.

— Костя, — сказала Сашка и бросила свитер на кровать. — Давай-ка проверим, что мы за информационные объекты.

Она уронила полотенце, оставшись выше пояса в одном только лифчике. Подошла к нему вплотную, а когда Костя встал, положила ладонь ему на затылок, заставила посмотреть в глаза — и обняла. Он сперва оцепенел, потом обнял в ответ, но очень неловко, будто дерево с сухими ветками. Сашка изо всей силы попыталась вспомнить, как они с Костей целовались в подъездах на первом курсе, это было запретно и здорово, сладко и весело. Поняла, что, обнимая его сейчас, не чувствует ничего. Что одна мысль о том, чтобы дотронуться мизинцем до руки Ярослава, бросает ее в жар, а Костю можно сколько угодно мять и тискать, он так же притягателен для нее, как диванная подушка. И вспоминается Женя, Новый год, Костина измена и все, что было потом, а ведь Сашка, казалось бы, давно простила…

Нет, он вовсе не был холодным. Он не был зимним деревом с сухими ветвями. Сашка почувствовала, как разгоняется его сердце и учащается дыхание, как он мягко привлекает ее к себе…

В следующую секунду Костя отстранился. Отступил, поднял руку, будто выставляя между ними невидимую стену:

— Сашка… Прости. Не могу. Это из-за Женьки.

х х х

Там, на набережной, много лет назад, мама улыбалась новому знакомому, и на щеках у нее появлялись ямочки. Особенная улыбка, Сашке она улыбалась по-другому…

Валентин стал для мамы тем, кем за несколько часов сделался для Сашки Ярослав. Фарит Коженников нашел его, единственного из миллионов, и подогнал в нужное место, в нужном настроении. И сошлись пазлы. И Сашкина мама сделалась счастлива и отпустила дочь учиться в Торпу.

А теперь любимого мужчины нет в маминой жизни и никогда не было. Вряд ли мама осознает свою потерю, а может, смутно осознает, но ничего не может изменить. Ее жизнь отдана была дочери, теперь будет посвящена внучке, а впереди ждет неизбежное одиночество…

«И меня тоже, — сказала себе Сашка и стиснула зубы. — Меня ждет одиночество, и отлично».

На улице Сакко и Ванцетти, в бывшем полуподвальном кафе напротив института, располагалась теперь пиццерия. Сашка купила последний огрызок пиццы за две минуты до закрытия.

Вернувшись в комнату, она впервые отперла дверь на балкон — длинный, идущий вдоль этажа. Железные поручни кое-где уже подернулись ржавчиной, и сам балкон был лишь чуть-чуть комфортнее средневекового пояса верности, но было приятно стоять вот так, на свежем воздухе, подставив лицо ветру. Знакомые деревья во дворе подросли, а некоторые успели высохнуть и лишиться половины ветвей.

«Вы должны восстановить информационную составляющую и вспомнить экзамен, — втолковывал ей Стерх. — Обязательно делайте записи в тетради каждый день, без перерывов».

Сашка разогрела свою пиццу, к тому времени напоминавшую подметку от сапога, слегка запачканную сыром с приставшей веточкой укропа. Голод тем не менее не тетка, и Сашка сжевала свой ужин до половины, прежде чем замереть с открытым ртом от самой обыкновенной мысли: а где, собственно, теперь Валентин? Жив ли он? Как сложилась его судьба — может, он даже счастлив?!

Сашка поперхнулась пиццей. На прежнюю квартиру Валентина — туда, где осталась его семья, — она никогда не звонила, но телефонный номер отчего-то помнила. Одно время этот номер висел на холодильнике под магнитом с изображением маленького замка — Ласточкиного Гнезда…

Она спустилась в холл вприпрыжку — сама не веря, что решится и позвонит.

— Алло, — сказал на том конце связи молодой мужчина.

— Здравствуйте, — сказала Сашка. — Могу я говорить с Валентином?

— С кем? — удивился собеседник.