Вечерняя звезда - Екатерина Соловьёва Страница 14

Развернула фантик.

– Почему она не уйдёт от него? – спросил Саша, когда я успокоилась. – Он не отпускает?

– Отпускает. Говорит, хочешь – уходи, но тогда не возвращайся.

– Не понимаю.

– Он очень богатый, Оля привыкла к хорошей жизни.

– К хорошей?! Она – сирота?

– У неё есть родители и брат.

– Получается, она живёт с ним из жадности?

– Не знаю… Он не каждый день её бьёт. От битья до битья она верит, что всё изменится.

– Твою подругу даже не жалко, – неожиданно жёстко отрезал Тихонов. – Если она готова унижаться из-за денег, флаг ей в руки.

Вечером (мы задержались на работе допоздна) он подошёл ко мне.

– Извини, Лиза, я был слишком резок и расстроил тебя, она же твоя подруга. Извини. Я ненавижу мужчин, которые могут ударить женщину. Но и женщин таких не понимаю.

– Я тоже не понимаю. Просто переживаю за неё.

– Давай я тебя до дома подброшу, мне сегодня в твою сторону.

По пути он предложил перекусить в грузинском кафе. Обедать я не ходила – после встречи с Олей аппетит отшибло начисто, – зато теперь отшибленный пришёл в себя и требовал половину меню.

Мы взяли огромный хачапури на двоих, разноцветные шарики пхали и по супу с расплавленным копчёным сыром, а ещё – тарелку маленьких помидорчиков и огурчиков с зеленью, и ели их, макая в ароматное подсолнечное масло и крупную соль. А потом пили чай с вишнёвым пирогом.

Звякнул телефон – пришло сообщение от Оли. Я не удержалась от нервного смешка. На вопросительный Сашин взгляд ответила:

– Оля пишет, что всё в порядке. Муж принёс ей щенка шпица. Она давно хотела собаку.

– За фингал – шпица, – кивнул Тихонов, – а за перелом конечности подарит целого волка.

Нет, волка у неё никогда не будет. Знаю точно.

Он проводил до подъезда.

– Лиза, если кто-нибудь попытается тебя обидеть, скажи мне. Пожалуйста.

– Сашечка, меня совершенно некому обижать. Но, если что, скажу. Спасибо.

– Обещаешь?

– Обещаю.

* * *

А во сне ко мне пришёл волк.

– Сегодня, сударыня, вас ждёт сюрприз. – Его глаза светились загадкой. – Залезайте на спину.

И мы оказались в волшебной стране.

Мы неслись по ночному небу, как в сказке, перемахивая одним прыжком леса и горы. Вольфрам отталкивался сильными лапами от земли, и мы взмывали в небо. Под нами проплывали чёрные зеркала озёр и рек с золотыми россыпями звёзд, а мы парили над ними, ловя ветер. В моей голове искрилась «Зима» Вивальди. «Декабрь». Мне было весело и привольно! Я чувствовала под тёплой сумрачной шкурой биение его сердца, слышала его размеренное дыхание.

– Э-э-эй! Нас кто-нибудь видит?

Птицы шарахались от нас, словно от чумы, и боязливо оборачивались.

– Ха! Только гляньте, как мы летим! – вопила я.

Серые волки под Иванами-царевичами грустно клацнули нам вслед, оставшись далеко позади. Хотелось крикнуть: «Форсажную камеру проверьте!»

Вдруг Вольфрам начал снижаться. Он мягко приземлился в парке с ажурными фонарями. Сквозь деревья просвечивал сияющий огнями дворец, слышалась музыка. Стоило мне спрыгнуть, волк встал на две ноги и обрёл очертания чудовища.

– Я приглашаю вас на бал. – Он элегантно поклонился, протягивая когтистую ладонь.

– Как здорово! Никогда не бывала на балах! – обрадовалась я и тут же спохватилась: – Но у меня нет подходящей одежды, а у вас её вообще нет. И я не умею танцевать бальные танцы.

– Не волнуйтесь, сударыня, это поправимо.

Под моей рукой обнаружилась пышная юбка. А талия туго затянулась корсетом. С непривычки я ойкнула, но тут же заулыбалась, чтобы не расстроить его. И попыталась привыкнуть дышать в состоянии спелёнатой египетской мумии.

– Вам нравится? – спросил он, подводя меня к зеркалу в тяжёлой резной раме – оно появилось из задрожавшего воздуха.

– Очень красиво! Почему вы выбрали белое?

– Это же ваш первый бал. Дебютантки всегда в белом.

– Но, как вы, наверное, заметили, я… старше обычных дебютанток.

– Простите, не заметил. Но если вам неудобно в белом…

Он плавно повёл лапой – платье стало того восхитительного голубого оттенка, которым грезят все декораторы, а великий Гейнсборо наградил миссис Эндрюс ^[10]. И белые шёлковые розы (они были как живые!), затаившиеся возле декольте, сменились на кремовые.

– У вас потрясающее чувство цвета, Вольфрам!

– Я ни при чём. Это волшебство подчиняется вашему вкусу.

– Да?.. Спасибо.

Я замерла, любуясь нарядом. Туфли были атласные, расшитые бисером, на позолоченных каблуках. А вот причёска подкачала. Но под вторым взмахом его лапы мои волосы поднялись, закрутились и уложились во что-то, похожее на зефир.

– А как же вы?

– Я обрету одежду и человеческий облик, – при этих словах у меня застучало сердце, – войдя во дворец.

Неужели я увижу его настоящего?..

– Сегодня – единственный день в году, когда я могу стать человеком.

Я счастливо улыбалась, глядя в его жёлтые глаза, пока не вспомнила:

– А танцевать-то я всё равно не умею.

Он протянул мне маленькую брошь в форме изящной туфельки.

– Моя матушка с детства отличалась своенравием и пренебрегала обязанностями юной особы своего круга: рыбалку и лазание по деревьям она предпочитала танцам и искусству светской беседы. Она сбегала из танцевального класса, чтобы скакать верхом по окрестным полям и стрелять из лука с деревенскими мальчишками. И редко посещала детские балы. Но однажды – ей было десять – она увидела моего батюшку, приехавшего на праздник по приглашению её отца. Ему исполнилось семнадцать лет, он был необычайно красивым и обходительным кавалером. И она заплакала от обиды, что не сможет танцевать с ним. Тогда он дал ей это. Позволите?

Вольфрам приколол брошь.

– Теперь вы умеете танцевать всё, что умею я.

– Так великодушно с вашей стороны…

– А если вы пойдёте на бал с кем-то другим, пусть её приколет он.

– Я больше ни с кем не пойду на бал!

* * *

Мы направились к подъезду, заставленному каретами, но, вероятно, пришли последними – вокруг, кроме слуг, никого не было. А пробежавшая мимо парочка не обратила на моего кавалера никакого внимания.

– Они традиционно проявляют вежливость, – шепнул он. В шёпоте его баритон был подобен бархату.