Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов Страница 14

– Йозефик, вы представить себе не можете, как мне надоели разговоры про мои якобы подвиги.

– Но у вас…

– Да! У меня много славных дел за плечами. Адова куча подвигов. Но это было давно.

Йозефик понял, что действительно ведет себя как маленький ребенок. Надо было как-то спасать ситуацию, и тут на него нашло озарение.

– Я хотел сказать, что у вас на всех фотографиях была шикарная шевелюра, а сейчас… – Слова опять стали сбегать из сознания, пришлось пожать плечами. Выдающаяся лысина шофера производила сильное впечатление.

Мону облегченно улыбнулся и со скрипом провел пальцем по своему плафону, отбрасывающему блики по всему салону.

– Так вы про это. А я-то, старый самовлюбленный дурак, уже подумал, что вы очередной любитель примазаться к истории. – Мону немного смутился. – Похоже, для меня все же важна людская память. Все-таки я тщеславен, ну что ж, это не моя вина, подобная глупость у аристократов в крови.

– Я вас прощаю, – сказал Йозефик и просиял от собственной наглости. Он был очень горд проявленными дипломатическими способностями.

– Приятно это слышать. – Мону подмигнул в зеркало. – А то я уже было занервничал. Шевелюры-то я лишился из-за одного фанатичного поклонничка.

– Вы, наверное, вытаскивали его из огня или что-то в этом роде?

– Все намного прозаичнее. Этот паршивец меня скальпировал. Представляете? Забрал мой скальп на память.

– Вот это да! – Молодой человек был ошарашен. – Какому нормальному человеку придет в голову сделать такое со своим кумиром?

– Ха-ха! И похуже вещи с кумирами делают. – Шофер хитро блеснул глазками, так как нашел возможность переменить тему и тоже возгордился своим талантом дипломата. – Вот взять, к примеру, священных животных. В большинстве своем им отводится очень незавидная роль. Сначала их всю жизнь кормят тем, что им от природы есть не положено, наряжают во всякие дребезжащие побрякушки. Потом их убивают каким-нибудь изощренным методом, а после еще и над трупом глумятся.

Йозефик вспомнил священных шаунских крокодилов, которых по традиции сажали на финиковую диету и раскрашивали в ядовито-розовый цвет, и ему стало грустно. Он любил животных.

Неожиданно из чемодана, к слову сказать, из кожи более везучих не священных шаунских крокодилов, через замочную скважину с трудом выкарабкалась жирная моль, почавкивая нафталином, и злобно уставилась на Йозефика. Вир Тонхлейн плавным движением пальца размазал ее по латунному замочку, любуясь, как пыльца с крылышек покрывает его нежным перламутровым налетом. Он любил животных. Все люди так любят животных.

– Священные животные скорее идолы, нежели кумиры, – сказал Йозефик, незаметно вытирая палец об обивку сиденья.

– Молодой человек, от того, что вы столь ловко жонглируете синонимами, суть дела не меняется.

– Терминология, на мой взгляд, важна… – Беседа набирала обороты, полностью теряя смысл.

За следующим поворотом поджидал сюрприз. Сюрпризом был господин полицейский, выскочивший из кустов, в которых прятался, подстерегая очередную жертву, подобно своим далеким предкам – грабителям с большой дороги. Он залихватски воспользовался своим обслюнявленным свистком и начал активно работать жезлом постового. Воистину ничего не изменилось за долгие века: тот же свист, та же дубинка и та же обреченная покорность жертвы.

Но произошло то, чего грабитель, пардон, господин полицейский никак не ожидал, и Йозефик, в общем-то, тоже. Вместо того чтобы остановиться, побеседовать со стражем порядка, глядя на него преданными щенячьими глазами, и снабдить его необходимыми финансовыми средствами на содержание семьи, Мону грязно выругался и выжал педаль газа до упора.

– Не на того нарвался! Меня еще никто живым не брал! – проорал Мону и, заметив, что Йозефик на заднем сиденье побледнел до состояния двухнедельного утопленника, добавил уже спокойно: – Не волнуйтесь, Йозефик, мертвым тоже.

Теперь Мону вел авто совсем по-другому. Он вцепился в руль, широко расставив локти, почти стоял на педалях и дергал рычаг коробки передач так, будто с детства его ненавидел. Они неслись по узким переулкам, снося на своем пути мусорные баки и обдавая зазевавшихся прохожих брызгами. Йозефик пытался поймать взгляд Мону в трясущемся зеркале, но тот смотрел только вперед и рычал проклятья в адрес городских служб, не справляющихся с вывозом мусора.

Посмотрев назад, молодой человек увидел то, чего отчаянно не хотел видеть. За ними гнался тот самый полицейский на неуклюжем мотоцикле. Раскорячившись, как цирковой медведь на трехколесном велосипеде, страж закона пытался сдуть повисший на его носу лист, ранее бывший частью маскировочных кустов.

– Он едет за нами! Он едет за нами, ты слышишь?! – Йозефик схватил Мону за плечо. – Остановись! Что на тебя нашло?

– Инстинкт! Инстинкт, молодой мой сударь. – Мону резким движением сбросил руку Йозефика и заложил крутой вираж, от чего тот размазался по дверце. – Барон Монтуби Палвио Толжес вир Байнхайн на свист не отвечает! Да как он смел? Щенок! Ишак вислоухий!

Автомобиль еще раз резко свернул. Йозефика кинуло к другой двери. Он стукнулся головой о стекло и вопреки своему воспитанию начал неистово ругаться последними словами. Он поносил всех и вся, а из чемодана ему злобно вторила моль, проникшаяся к нему невероятным уважением. За поворотом оказалась улочка с аккуратными маленькими домиками. Похоже, за краткое время погони они достигли окраин Лупри.

Мону влетел на газон. Он каждый раз довольно хихикал, снося почтовый ящик, клумбу или низенький белый заборчик. Вполне понятно, что он не питал никакого уважения к этим самым ценным семейным ценностям. Йозефик ошалело вертел головой, пытаясь понять, не сбил ли кого ополоумевший таксист. Краем глаза он заметил, что полку преследователей прибыло. Теперь за ними с грозным ревом и писклявым повизгиванием сирены гнался полицейский грузовик с решетками на окнах. Чтобы оградить то ли граждан от полиции, то ли полицию от граждан – ох уж эта диалектика! Его водитель что-то орал полицейскому на мотоцикле. Видимо, требовал убраться с дороги.

– Боги! У них грузовик!

– Еще бы у них не было грузовика! Я же плачу налоги, – гордо сообщил Мону, свернул во двор одного из домиков и по пути снес детский велосипед. Весь двор оказался перетянут бельевыми веревками, увешанными тем самым добром, что дало им название. Прорвавшись сквозь последнюю простыню, такси вылетело на поле, заросшее высокой травой, в которой самозабвенно звенели кузнечики. Трава закрыла весь обзор, но Мону продолжал крутить баранку, руководствуясь малоочевидными соображениями.

Мотоциклист, вылетев из-за угла дома, не успел среагировать. Его намотало на бельевые веревки, в которых он повис, как муха в паутине, а его железный конь, более не чувствуя руки седока, вскинулся на дыбы и ускакал в неизвестном направлении.

К счастью, до Лупри не докатилась мода строить фанерные домики. Только старый добрый кирпич. Поэтому грузовик, не вписавшись в поворот и впилившись в стену дома, благополучно издох. Погони больше не было, но преследуемые об этом не знали.