Дракон Возрожденный - Роберт Джордан Страница 14

С содроганием он заложил свои ладони под мышки.

– Но никаких Драконов еще нет. – Ранд хрипло рассмеялся. – Пока нет.

С минуту Перрин просто смотрел на него. На мужчину, способного направлять Единую Силу. Мужчину, обреченного на безумие из-за порчи на саидин, мужской половине Истинного Источника, – безумие, впав в которое он, несомненно, уничтожит вокруг себя все и вся. Человек – тварь! – страх и отвращение к которой с детства взращены у каждого. И все же… тяжело перестать видеть в нем мальчишку, вместе с которым вырос. «Как можно вообще вдруг взять и перестать быть кому-то другом?» Перрин выбрал плоский валун поудобнее, уселся на него и стал ждать.

Наконец Ранд обернулся и посмотрел на него:

– Как думаешь, Мэт в порядке? Последний раз, когда я его видел, он выглядел таким больным.

– С ним наверняка все хорошо.

«Сейчас он небось уже в Тар Валоне. Там они его Исцелят. А Найнив и Эгвейн удержат его подальше от неприятностей». Эгвейн и Найнив, и Ранд с Мэтом и Перрином. Все пятеро – из Эмондова Луга, что в Двуречье. Мало кто являлся в Двуречье из большого мира, не считая заезжих торговцев и немногих купцов, ежегодно закупавших шерсть и табак. И почти никто не покидал Двуречья. До тех пор, пока Колесо не избрало себе та’верен и пятеро простых сельских жителей не могли больше оставаться там, где прежде были. Не могли больше быть теми, кем прежде были.

Ранд кивнул, по-прежнему храня молчание.

– В последнее время, – произнес Перрин, – я ловлю себя на том, что желал бы остаться кузнецом. А ты… Хотел бы ты по-прежнему быть пастухом?

– Долг, – пробормотал Ранд. – Смерть легче перышка, долг тяжелее, чем гора. Так говорят в Шайнаре. «Темный зашевелился. Близится час Последней битвы. И Дракон Возрожденный должен встать против Темного в Последней битве, иначе Тень поглотит все. Колесо Времени будет сломано. Каждая эпоха будет перекроена по меркам Темного». И есть лишь я. – Ранда охватил безрадостный смех, плечи затряслись. – Я должен, потому что нет никого больше.

Перрин встревоженно поерзал. Этот смех был как тупое лезвие, и от этого смеха у него мурашки по коже побежали.

– Я так понял, вы снова с Морейн спорили. Все о том же?

Ранд сделал глубокий, неровный вдох:

– Разве не об одном и том же мы спорим всякий раз? Они там, внизу, на равнине Алмот, и один только Свет ведает, где еще. Их сотни. Тысячи. Они заявляют, что выступают за Возрожденного Дракона, потому что я поднял то знамя. Потому что я позволил провозгласить себя Драконом. Потому что иного выбора не видел. И они гибнут. Сражаются за человека, который вроде как должен был повести их. Сражаются за него, ищут его, молятся за него. И умирают. А я всю зиму сижу здесь, в горах, в безопасности. Я… я обязан им…

– Думаешь, мне это нравится? – Перрин раздраженно покачал головой.

– Вечно ты соглашаешься с тем, что она тебе говорит, – сердито заметил Ранд. – Никогда слова ей поперек не скажешь.

– Много же толку для тебя в том, что ты с ней грызешься. Всю зиму ты с ней в перепалках провел, и всю эту зиму мы проторчали тут как болваны.

– Потому что она права. – Ранд снова рассмеялся тем своим пугающим смехом. – Испепели меня Свет, она права. Они все распались на мелкие отряды, рассеянные по всей равнине, по всему Тарабону и Арад Доману. Если я присоединюсь к любому – белоплащники, доманийская армия и тарабонцы разделаются с нами, как утка с жуком.

Перрин чуть сам не рассмеялся от замешательства.

– Но раз ты с ней согласен, отчего же, во имя Света, ты все время с ней пререкаешься?

– Потому что мне нужно сделать хоть что-то. Иначе… Иначе я лопну, как переспелая дыня!

– Что сделать? Если б ты прислушивался к тому, что она говорит…

Ранд не дал ему возможности досказать, что они, мол, осядут здесь навечно.

– Морейн говорит! Морейн говорит! – Ранд резко выпрямился, обхватив голову руками. – У Морейн всегда есть что сказать по любому поводу! Морейн говорит, что я не обязан идти к людям, которые умирают за мое имя. Морейн говорит: я узнаю, что делать дальше, потому что Узор вынудит меня к этому. Морейн говорит! Но она ни разу не сказала, как именно я узнаю. О нет! Этого она и сама не знает. – Руки его безвольно упали, и он повернулся к Перрину, склонив голову набок и сузив глаза. – Иногда мне чудится, будто Морейн испытывает меня, проверяет, на что я способен, словно оценивает породистого тайренского жеребца. Ты такое когда-нибудь чувствовал?

Перрин прошелся пятерней по своей курчавой шевелюре.

– Я… Что бы там нас ни подталкивало или ни тянуло, но я знаю, Ранд, кто наш враг.

– Ба’алзамон, – тихо промолвил Ранд. Древнее имя Темного. На языке троллоков оно значит Сердце Тьмы. – И я, Перрин, должен встретиться с ним лицом к лицу. – Он закрыл глаза, лицо его исказила судорога болезненной улыбки. – Помоги мне Свет, какая-то моя половина хочет, чтобы это произошло немедля, вот сразу взять и покончить с этим, а другая половина… И сколько раз мне удастся… Свет, это так тянет меня, не дает покоя. А если я не сумею… Что, если я…

Земля сотряслась.

– Ранд? – обеспокоенно окликнул Перрин.

Ранда охватила дрожь; несмотря на вечерний холод, лицо у него покрылось по́том. Глаза его по-прежнему были крепко зажмурены.