Бесконечная жизнь майора Кафкина - Александр Шушеньков Страница 13

Эти размышления прервались с приходом во двор отца-полковника. Старик, похоже, уже принял дозу. Его движения были резки и разбалансированны, а последующая речь – крайне агрессивна. Закрыв толчком калитку, Спиридон Гаврилович зло ткнул пальцем в сторону Матвея и возопил:

– Дрыхнешь, сынуля?! И как совести хватает?! Отчего до сих пор нет спирта? Ведь уже неделю назад обещал? Смерти отца хочешь? А кто тогда кормить тебя будет?!

Матвей, не раскрывая век, флегматично пробормотал:

– Папа, задолбал уже. Не трогал я спирта. И мемуары твои мне – как собаке пятая нога. Я оперу сочиняю про Луку Мудищева. Товарищ стихи дал… Музыка – жизнь моя. Великого Моцарта похоронили в общей могиле, Уотерс разругался с пинкфлойдами, а ты – со своим спиртом!

– Брешешь! – обрубил старший Котенко, и с неожиданной прытью просеменил к отпрыску. – Вечно брешешь! Говори, куда спрятал мои листы воспоминаний? Продал за самогон жизнь отца?! Эх, Матвей, Матвей, – ведь помру скоро!

У Кафкина затекла одна из лапок, и он пожелал переменить позицию. Ворочаясь, задел мелкую засохшую прошлогоднюю грушу, и та немедленно оборвалась. И упала, как назло, с невероятной точностью на закрытое око Матвея.

– Ты что творишь?! – возмутился тот, справедливо думая, что это выходка отца. Но, раскрыв глаза, узрел он прямо над собой изогнутое сине-зеленое тело. Тут же вспомнился ему недавний ночной ужас с двумя толстыми змеями, и ударил по двору совершенно немузыкальный вопль:

– Анаконды! На груше!

Матвей с нежданной энергией взлетел над скамьей и, сломя голову, кинулся прочь со двора. Отставной полковник вытаращил на сына подслеповатые глаза, плюнул и покрутил пальцем у виска. А Кафкин понял, что представление окончено и пора убираться восвояси. Он выпустил слюнонить, стремительно спикировал по ней на землю и скрылся в траве.

В другом случае перед ним предстала во всей правде жизнь семьи Оборвышевых. Действо также вершилось во дворике. Что это было? Любовь? Страсть? Ненависть? Пожалуй, самое точное определение – единство и борьба противоположностей. Супруги спорили, причем Елена настаивала на необходимости закупки дополнительных капканов и несения ночной вахты для поимки анаконды, а Харитон толковал о космических пришельцах.

– Анаконды капустой не питаются, дура, – пояснял он жене. – Их рацион – мясо. Поэтому не станут дергать капусту из почвы. А вот пришельцы – запросто! По телику показывали, как они пшеницу на поле кругами крутят. На Кубани, в Англии… Теперь вот к нам прилетели, а поскольку мы пшеницу не сеем, стали капусту вертеть. А она не крутится, а только выдергивается. Видать, едят они ее. А ты все: змея, змея… Думать надо – у тебя ж не кочан на плечах!

– Вот послал бог идиота! Говорю ж тебе, бестолочь, что своими глазами видела. Здоровая, толстая, волосатая змея! И к Котенкам ночью анаконды заползали!

– Во-во – у тебя все время толстое да волосатое в башке! Видать, климакс наступил.

Суета сует, мирская суета, вспоминал Григорий Францевич слова библейского классика, уползая на родной огород. Вот где истинная жизнь! Он и раньше интересовался насекомыми. Теперь же, находясь постоянно на природе, чувствовал в них родственные души и все больше проникался своей новой ипостасью.

Особенно привлекали гусеницы, бывшие хоть и значительно меньшей в сравнении с ним длины, но ведущие такой же несуетный и благородный образ жизни. Вот где видны были настоящие достоинство и культура, не то что у людей! Они потребляли овощи без суеты, без дурацких разборок с криками и потасовками… Настоящая аристократия грядок!

Кафкин обнаружил, что эти его маленькие безобидные родственницы не лишены проблем. Иной раз доводилось видеть, как на гусеницу налетает злобная оса да со всего маху вкалывает в несчастную трубчатое жало. А потом через него закладывает в обездвиженную гусеницу яйца. Подобную операцию проворачивали и другие крылатые твари, внешне сходные с мухами и комарами одновременно.

Увы, и здесь были свои халявщики и халявщицы, норовившие въехать в рай на чужом горбу! Следовало постоянно быть начеку. Осторожность требовалась в сто крат большая, чем Штирлицу с пастором Шлагом! Птицы, пауки, осы, мыши… Впрочем, от одной опасности он точно избавился: Жердь с журналюгой перестали его искать и появлялись на огороде крайне редко – лишь затем, чтобы сорвать какой-нибудь овощ.

А потом пришла пора новой линьки и уменьшения длины. Кафкин сократился до размеров половины цветного шнурка от детской кроссовки. Соответственно, пищевая потребность опять уменьшилась, а дополнительным плюсом нового облика стала возможность заползать и укрываться на ночь или в непогоду под листьями кочанов. Теперь для Кафкина практически наступил ожидаемый им когда-то коммунизм. От каждого – по способности, каждому – по потребностям! Или: лопай, пока не лопнешь! И Кафкин лопал. Он ощущал, что в этом и заключен смысл его нынешней жизни, так как приближается Событие. Что это такое, Григорий Францевич не знал, но интуиция продолжала нашептывать: ешь, усиливайся, копи энергию!

Затем случилась еще одна линька, вплотную приблизившая его размер к физическим параметрам сестер-гусениц. Они уже не боялись его, а просто не обращали внимания. Бывший советский майор успешно входил в общину и жил теперь, подобно своеобразному репатрианту, уже общими заботами огородно-гусеничной кибуцы.

И однажды это началось! Переполненный запасами органики Кафкин нестерпимо возжелал заползти на какую-нибудь стену, забор, столб или дерево, чтобы приступить к выполнению Миссии. После недолгих поисков на чердаке нашлось укромное сухое местечко под балкой; там он с нежданным проворством сплел из слюнонити небольшой шелковистый гамак-подушку, который прикрепил к балке. А потом обвязался, уткнулся в него да и замер, погрузившись в нирвану.

Мысли умчались куда-то, а сознание, утратившее связь с реальным огородно-деревенским миром, растворилось в Потустороннем и Непознанном. Время остановилось для Кафкина.

Через сутки отвердевшая гусеничная кожица бывшего политрука лопнула, а сам он стал куколкой.