Вскормленные льдами - Александр Плетнёв Страница 13

И от таких мыслей Черто́в иногда не сдерживался и на эмоциях начинал перескакивать с одного на другое:

– …или кто-то думает, что мы сразу кинемся зарабатывать на патентах, например, p-n-транзистора и-и-и… Да чёрт там знает ещё чего «и»? Что тут же возьмётся противником (далеко не потенциальным) с патентом или без и немедленно используется в военной сфере? Тогда как аграрная Россия будет только лапу сосать? А вот хрена! Всё, что «двойного назначения», будет скрыто до сроку. И «военное» будет далеко не массовым – будет исключительно за «колючкой», для обеспечения собственной безопасности в том числе! И наверняка поначалу эксклюзивно, почти штучно, при технологиях нынешнего века. Бабло мы станем качать с мелюзги, типа дисковых тормозов, синхронизаторов в коробках и, бляха-муха, прикуривателей в авто. И то я загнул. …И не надо кривиться. Заработать на этом будет проще и не меньше, чем на эхолоте, который, естественно, сразу поставят на вражеские корабли. И вот тут…

И вот тут, друзья мои, появляется крыса! Которая хотела лишить нас не только копейки! А по сути, подвергнуть нас риску быть загнанными в угол и размазанными тут же набежавшими по нашу душу эскадрами бриттов, франков, немцев… А то и свои расейские замочат, чтоб никому не досталось. Не доверяю я особо царю. И тем, кто… мало ли кто там будет, если история пойдет, как шла («временное», эсеры, большевики), и подавно. В их вполне оправданной логике нас всех прибрать к рукам с потрохами. А уж одиночку-двоих распять и вытряхивать наизнанку, мордуя, и того легче!

Про «двоих» было сказано неспроста – народ уже косился на машиниста трюмной команды, с которым злоумышленник чаще всех общался. А тот сидел сам не свой (с ним уже поговорили «по душам»).

* * *

На перегон потратили чуть больше суток. Тридцать часов.

Уже на подходе к проливу Вилькицкого двигались осторожней. Справа на горизонте показалась приземистая серость полуострова Таймыр, слева нависало суровое величие архипелага Северная Земля, а вот впереди холодным безмолвием надвигался лёд.

А попозжа́ воздушная разведка предоставила совсем уж неприятную картину – пролив был забит торосами, наверняка севшими на грунт мелководья. Складывалось такое впечатление, что накануне был сильный штормовой ветер, гнавший ледяные поля, которые наползали друг на друга, создав непроходимую «пробку».

– Наломало дров, – штурман уже елозил взглядом по карте, выискивая другой маршрут, – пройти этим проливом нам дорого станет.

– Что предлагаешь? – спокойно спросил Черто́в.

– Нормальные герои всегда идут в обход, – безо всякого юмора продекламировал помощник. И пояснил: – В обход архипелага.

– Так далеко на норд, – покачал головой капитан, – там вероятней пак.

– Но без торосов, – стоял на своём штурман, – ко всему прочему, высокоширотный маршрут сокращает километраж до Берингова пролива почти на треть.

– Шли бы мы одни. А с таким хвостом… Предлагаю обследовать ближайший пролив между островами. Вертолётом.

В течение следующего получаса Черто́в, переговорив лично с Зиновием, объяснил ситуацию и необходимость провести основательную разведку большим летательным аппаратом, показывать который было нежелательно. Для чего ледокол уйдёт за пределы видимости.

* * *

В этот раз Рожественский предусмотрительно приказал донести до всех экипажей («чтобы самое распоследнее трюмное дурачьё знало»), что ледокол всего лишь отправился отыскать более удобный путь во льдах.

– Часа два-три у нас есть. Вполне возможно, что и более, – отметил для себя время командующий и почти рекомендательно бросил командиру корабля: – Можно провести малую перегрузку угля на броненосцы. Чтоб занять матросню делом. Чтоб вся эта сволочь дурью меньше маялась!

Зиновий Петрович спешил вернуться к себе в каюту.

Вместе с радиостанциями и лазерными армейскими дальномерами (этих – по штуке на каждый броненосец) адмирал получил личный подарок от потомков – специально для него подобранные материалы. Целую кипу бумаг с распечатанными фотографиями, схемами – все, что отыскали на ледоколе по морской тактике, разборе эскадренных сражений Русско-японской и двух последних мировых войн. После поверхностного ознакомления с которыми, просмотрев первые листы, скептицизм Рожественского быстро улетучился. А последние сутки он и вовсе практически не появлялся на мостике, запираясь у себя.

В этот раз вслед за адмиралом в стойкую, не выветрившуюся накуренность вошёл капитан 2-го ранга Коломейцев – ныне один из флагманских офицеров при штабе на эскадре.

– Взгляните… – указал хозяин кабинета на стол, где на россыпь листов с узнаваемым печатным шрифтом потомков навалились большие лоскуты ватмана.

На них Рожественский начертил какие-то эскадренные движения, со стрелками курсов, пунктирами перестроений, линиями артиллерийского огня и эллипсами накрытий.

– Значение вот этих документов для разработки тактики морского боя даже не берусь оценить. Я тут поэкспериментировал немного. И знаете… – заговорил, зачастил Зиновий Петрович с воодушевлением, – скоро линейный бой устареет! И даже кроссинг-Т. Однако не в нашем случае, конечно. На этот самый кроссинг То́го всегда можно применить контр-кроссинг. А ещё возможен не только обхват головы колонны противника, но и удар по концевым, с хвоста. Управляя отрядом из трёх достаточно быстроходных броненосцев… С имеющейся на наш случай идеальной связью… Применяя дальномеры, которые нам предоставили потомки, способные в два счёта не только выдавать дистанцию, но и вычислять изменение скорости хода кораблей противника… Можно не то чтобы совсем уйти от принципа линейного боя, а гибко маневрировать, меняя необстрелянные борта, выбирая выгодные позиции. Я не могу пока проверить заверения Николая Ивановича ⁴, что он изрядно попрактиковал экипажи и офицеров вверенных мне кораблей на манёвр и эволюции. Нет, к сожалению, времени и на «пострелять». Но я надеюсь, ещё будет возможность.

Коломейцев кивал, показывая полный интерес, в чём был совершенно искренен, хотя, признаться, не все понимал. Догадываясь, что Зиновию Петровичу просто надо с кем-то поделиться, а он тут единственный, кто из офицеров эскадры имел нужный уровень доступа к секретам.

Скосив взгляд, Николай Николаевич углядел сиротливую стопочку листов, скреплённую в уголке тонкой проволокой, где в заглавии всё тем же без «ятей» было отпечатано: «Анализ повреждений, приведших к потоплениям ЭБР от артогня».

А ниже первым подпунктом шёл «Суворов».

И поразился этим «потоплениям» (не «потоплению»), догадываясь, что такое «ЭБР» – извращённая аббревиатура «эскадренный броненосец»!

«Святые угодники! Это ж чего я ещё не знаю? Это что же – утопнет „Суворов“… и не только? Там? – Понимая, где это „там“. – А что Рожественский? Судя по нетронутости именно этой стопочки – с ней-то он ознакомился?»