S-T-I-K-S. Цвет ее глаз - Аля Холодова Страница 13

Истинная леди выказывает скромность во всем, что не касается заботы о своей красоте – в этом она та еще бесстыдница не гнушающаяся самыми сомнительными методами. В таком деле ее ничем не смутить.

Ну или почти ничем, все же какие-то рамки у нас есть даже в этом.

Через порог смотрового зала я переступала с ярко выраженным чувством неловкости. Боже, ведь даже не причесалась, не говоря уже обо всем остальном. И что с того, что все мы одинаково нелепы со своими неподготовленными волосами и легкими халатиками? Истинная леди не должна оглядываться на остальных, и это правильно, ведь той, которая сама является признанным образцом для подражания, брать пример с других глупо.

Девочки до восьми лет в ярких цветастых пижамах, а вот восьмилетние ромашки уже в бесстыдных халатиках и потому смотрятся ужасно смешно.

Когда-то я тоже была такой и почему-то тогда смеяться над собой не хотелось. А теперь едва удержалась, чтобы не прыснуть. Какое-то странное ощущение в голове – то смеяться хочется, то грусть накатывает, то апатия. Должно быть устала, спать пора, но не дают.

В крыло к мелким нам хода нет, поэтому мы их если и видим, то лишь во дворе и только издали. Такого, чтобы все группы собрали в одном месте, я не припомню.

Да у нас вообще никогда не было столь поспешных сборов, уж я-то точно знаю, я тут главная старожилка.

Следующая странность этого дня едва не заставила меня запнуться, как это часто случается с Лолой без малейшего повода даже на самых ровных местах. Но я не она и потому не сбилась с ритма шагов. Резкие остановки при движении в потоке людей – это неженственно и даже вульгарно.

Но чего мне стоило сдержаться – словами не передать.

Смотровой зал разделен на две неравные зоны. Первая – для избранных господ, она небольшая по площади и с отдельным входом через пристройку. Считается, что в пристройку нам хода нет, и потому мы не можем знать о том, какая в ней обстановка. Но мы, разумеется, знаем чуть ли не все. Знаем даже то, что там имеется комната с бильярдным столом, в ней мужчины курят и употребляют алкогольные напитки. При этом им прислуживают официантки, которых привозят из самого фешенебельного ресторана Центрального стаба.

Нам даже известно, что важные господа иногда занимаются сексом с этими официантками в той же пристройке. Для этого там предусмотрены комнаты со всеми удобствами, но, если верить самым пикантным слухам, иногда хватает зеленого сукна бильярдного стола.

Та половина зала, которая предназначена для мужчин, отделена от остальной невысокой декоративной решеткой – смешной преградой, через которую якобы невозможно перебраться. На моей памяти это попытались сделать лишь однажды, тот важный господин явно переусердствовал в комнате с бильярдом и попытался пробраться на женскую половину, всем своим немаленьким телом ударив в мешающее ему препятствие.

Решетка устояла перед пьяным напором, а не знающего меру господина я больше не видела.

К нам предъявляют высочайшие требования, к тем, кто нас выбирает, они куда меньше, но все же без них не обходится, и, однажды нарушив правило, которое нарушать нельзя, ты больше никогда не увидишь ярко-розовые ворота Цветника со стороны двора.

Хотя, если признаться честно, вряд ли правила обязательны абсолютно для всех господ. Это ведь просто общий список не учитывающий величину власти, которая сосредоточена в руках отдельных претендентов на получение орхидеи. У некоторых из них возможностей так много, что они могут переписывать любые законы под свои пожелания.

Мужская половина обставлена скромно. Здесь нет ничего розового и вообще отсутствуют яркие краски, все скучно, лишь два ряда кресел располагающихся в шахматном порядке, причем один выше, а второй ниже, для этого устроено что-то вроде наклонной ступеньки.

На нашей стороне гораздо веселее. Здесь параллельно рядам кресел протягивается шикарная дорожка, по которой хочется ходить и ходить, ее бархатистая поверхность слезно просится под наши каблучки. Хотя приподнята она невысоко, возникает ощущение, что ты посматриваешь сверху вниз на тех, кто в свою очередь таращатся на тебя. Это я образно, потому что мы не должны буравить мужчин прямыми взглядами, для этого есть стена за ними и прочие возвышенные детали интерьера.

На дорожку в начале и конце выходят два прохода, от них загибаются скрытые галереи протягивающиеся по периметру зала, они выводят к большой комнате, где мы сидим в ожидании выхода, наводим последние штрихи на свою красоту и волнуемся-волнуемся-волнуемся.

Это самые напряженные минуты и часы в нашей жизни. От нас требуется показать самое лучшее, что в нас есть и при этом не опозорить Цветник, что не так просто, как кажется со стороны.

Если мне когда-нибудь приснится, что я вышла на дорожку в пушистых розовых тапках с помпончиками и в кремовом халатике из воздушной ткани, которую местами приходится придерживать руками во избежание крайней степени пошлого происшествия, я даже не знаю, что со мной случится.

Возможно, умру в тот же миг, не просыпаясь.

Но нет, слава Улью, на дорожку нас не погнали. Нас вообще завели в другую дверь, потом пришлось несколько раз повернуть в узких коридорчиках, чтобы в итоге выйти в место, которое я с первого взгляда даже не узнала.

Как бы абсолютно все знакомо, но тем не менее я здесь никогда не была.

Шедшие впереди, осознавая, куда именно попали, не всегда могли сдержать эмоции. Пусть и не кричали в голос и не падали в обморок, но охи-ахи доносились со всех сторон. Я чуть тоже не присоединилась к этому хору, ведь было отчего.

Немыслимо. Нас привели туда, где мы не имеем права находиться. Запретная зона, территория мужчин – та самая огороженная решеткой часть смотрового зала, где располагаются их кресла. Вот потому я и не опознала это место с первого взгляда – смущал непривычный ракурс, ну и сознание отказывалось смириться с тем, что нас пропустили туда, где воспитанниц не должно быть никогда и ни при каких обстоятельствах.

Но мы все же именно здесь, к тому же непричесанные и ужасно одетые.

Директриса, заложив руки за спину, прохаживалась по дорожке. Госпожу Флору мы между собой называем Селедкой. Сама не знаю почему, на рыбу она вообще не похожа. Очень даже ничего на вид: холеная, высокая, с шикарными ногами, роскошными светло-каштановыми волосами, чувственными губами и молочной кожей. Разве что есть в ней что-то неуловимо скользкое, но это с первого взгляда не определить.

Поговаривают, и я в это верю, что Селедке больше семидесяти лет, но если об этом не знать, ни за что не дашь ей больше двадцати восьми. Даже тридцать – явная натяжка. Конечно, Улей легко решает возрастные проблемы иммунных, но тут он постарался заметно больше, чем с большинством других женщин.

Или дело не в Улье, а в секретах поддержания красоты, уж Селедка их знает немало, достаточно оценить ее косметику, где все на месте и нет ничего лишнего.

Дождавшись, когда зайдут последние воспитанницы со своими охами и ахами, директриса резко обернулась в сторону кресел и в своей обычной манере четко и звонко чеканя каждое слово, холодно произнесла: