Островитяне - Кристофер Прист Страница 13

Впрочем, Сингтон по-прежнему оставался впечатлительным и зависимым от других человеком, и капитаны не менее двух кораблей, на которых он работал, выражали в рапортах свою озабоченность этим. Если он отправлялся в увольнительную на берег дольше чем на сутки, то обычно прибивался к какой-нибудь компании. В ряде случаев Сингтон возвращался на корабль в состоянии алкогольного или наркотического опьянения и не мог выполнять свои обязанности в течение нескольких часов. Однако капитаны кораблей заявляли, что на паромах подобная проблема возникает постоянно, и поэтому у них есть особый график смен для экипажей, возвращающихся после увольнительной. Более того, несколько раз он получил благодарность за усердное выполнение обязанностей. Учитывая то, что произошло в скором времени, доверяли ему напрасно.

Незадолго до смерти господина Коммиссы произошло серьезное, но не связанное с этим делом происшествие. Судья не позволил защите использовать данное происшествие в качестве доказательства, и поэтому присяжные о нем не узнали. Я полагаю, что оно в значительной мере повлияло на Сингтона.

За две недели до убийства господина Коммиссы пароход «Галатон» – паром, на котором Сингтон служил матросом, столкнулся с другим кораблем у выхода из гавани Мьюриси-Тауна. Оба корабля получили пробоины ниже ватерлинии и в результате стали тонуть. На обоих кораблях были жертвы: пятнадцать человек погибли на «Галатоне», и двое на другом корабле – дночерпателе «Рупа», стоявшем у входа в гавань. Своевременные действия, предпринятые капитаном «Галатона», предотвратили еще большие жертвы, однако после этой катастрофы многие заговорили о том, что порт Мьюриси не справляется с нагрузкой.

В момент столкновения Сингтон был впередсмотрящим; разумеется, его допрашивали, интересуясь, почему он не поднял тревогу.

Из материалов следствия можно сделать вывод, что Сингтон был безутешен, постоянно винил себя и еще одного матроса (утонувшего во время аварии), но в общем признавал, что авария произошла из-за его невнимательности.

Когда его арестовали по делу Коммиссы, Сингтон все еще проходил подозреваемым по делу о преступной неосторожности, хотя обвинений ему предъявлено не было.

За эти годы несколько независимых журналистов пытались раскрыть тайну дела Коммиссы и заявляли о том, что это судебная ошибка. Возможно, самым значительным трудом в данной области является книга «Сингтон: смерть по ошибке?», в которой выводы расследования впервые были поставлены под сомнение.

Автор книги – выдающийся общественный деятель Корер. Ее так же, как и данное следствие, весьма тревожит тот факт, что обстоятельства этого несчастного случая на море не были предъявлены суду присяжных, рассматривавшему дело об убийстве Коммиса.

Именно Корер выяснила, что следователь по делу «Галатона», который задержал Сингтона и допрашивал его в связи с ролью последнего в этом столкновении, – не кто иной, как офицер полисии, известный как «сержан А.». Данный офицер полисии, похоже, был убежден в том, что в момент столкновения Сингтон участвовал в еще каком-то противозаконном деле, однако Сингтон отказывался в этом признаться. Когда же Сингтон стал подозреваемым в деле Коммиссы, сотрудник полисии исходил из неверных предпосылок и добыл у Сингтона признание по этому второму делу.

Почему Сингтон отрицал свое участие в происшествии на море (хотя и более серьезном), однако был готов признать свою вину в другом преступлении (столь же серьезном, однако со страшными последствиями для себя)? Это ставит под сомнение аргумент о том, что он подвергся запугиванию со стороны полисии. Я почти уверен, что поэтому судья и запретил использовать его в суде.

Именно Корер доказывала, и я полностью с ней согласен, что если учесть впечатлительную натуру Сингтона и его склонность иногда прихвастнуть, то становится ясно: несчастный молодой человек, возможно, решил компенсировать свои показания в одном деле чистосердечным признанием в другом.

Кроме того, меня беспокоит, что мне не удалось найти никаких документов в архивах полисии или суда, имеющих отношение к фатальному столкновению между «Галатоном» и «Рупой». Единственный официальный документ – это отчет следователя, но он, разумеется, в основном посвящен тому, как именно погибли жертвы. Почему эти важные материалы были утеряны, перемещены или выведены из общего доступа иным способом?

Теперь я рассмотрю вопросы, связанные с признанием Сингтона.

Как и большинство аборигенов-островитян, Сингтон фактически говорил на двух языках. Официально средством повседневного общения для него являлся народный язык Архипелага – «разменная монета», имеющая хождение на всех островах. Из протоколов судебных заседаний мы можем заключить, что Сингтон вовсе не отличался красноречием и, очевидно, не только с трудом понимал, что ему говорят на народном языке, но и испытывал сложности с выражением своих мыслей. Мы также знаем – по документам из школьных архивов, – что Сингтон ушел из школы, не научившись читать и писать на народном языке. У нас нет никаких доказательств или поводов считать, что Сингтон выучился грамоте уже после того, как бросил школу.

Говорил он на городском арго Чеонера. Об этом свидетельствуют документы из школьных архивов. Арго – простонародный язык, язык улиц, он передается исключительно из уст в уста, и письменности у него нет.

Признательные показания, которые Сингтон якобы дал на допросе, не могли быть записаны на арго. Должна была существовать запись, которую один из офицеров полисии впоследствии перевел бы. Однако это признание было представлено в суде как его собственное свидетельство, записанное со слов.

Об этом признании можно сделать несколько выводов, и все они вызывают беспокойство в судейских кругах.

Во-первых, признание было получено на допросе, в котором участвовали два офицера полисии – и по крайней мере один из них (о чем Сингтон не знал) уже участвовал как в поисках убийц Коммиссы, так и в расследовании столкновения кораблей на море. Нам известно, что существовала аудиозапись допроса, которую затем каким-то образом расшифровали – предположительно это сделал «сержан А.». И затем ее прочитали Сингтону? На народном языке, который он едва понимал?

Предложения в тексте признания, начинающиеся со слов «да» или «нет», выглядят как ответы на прямые или наводящие вопросы. К тому же есть доказательства, что в некоторых частях признания Сингтона подталкивали или направляли. Например, он не мог вспомнить, какая музыка играла в театре в момент смерти Коммиссы, пока офицеры полисии не включили запись и не сообщили ему название песни.

После дачи показаний, но до суда Сингтон подвергся когнитивному анализу. Было протестировано его знание определенных терминов. Сингтон не понимал значения следующих слов, каждое из которых появляется в тексте признания: «растительность на лице», «прокуратор», «добровольно», «принуждение», «виктимизировать» и «наркотик».

Еще большую тревогу вызывает тот факт, что он не видел разницы между словами «согласен» и «отрицаю» и, похоже, считал их взаимозаменяемыми.

Уровень его интеллекта составлял менее десяти процентов от среднего значения, а по психическому развитию Сингтон соответствовал ребенку десяти-двенадцати лет.