Цвет крови. Дикие дни - Алексей Калугин Страница 13

– Слушай, ты, вообще-то, кто такой?

Санитар со шрамом с вызовом сделал шаг навстречу Мастеру.

– Я же сказал: я – альтер.

Мастер одной рукой схватил санитара за горло и чуть приподнял его, так, что только самые кончики носков его ботинок касались ступеней. Санитар дико вытаращил глаза, обеими руками ухватился за запястье Мастера и затанцевал на мысках, как неумелая балерина.

Второй санитар бросился на Мастера. Но тот поймал ладонью его лицо, и санитар затрясся, как будто через его тело пропустили солидный разряд тока.

– Кончай! – крикнул Шарков.

– Уже закончил, – с ледяным спокойствием ответил Мастер.

Он чуть выше приподнял тело санитара, которого держал за горло, и кинул его на каталку. Вслед за первым последовал и второй.

– Ты отформатировал им мозги? – выглянув из машины, с искренним интересом осведомился Виктор.

– Нет, просто преподал урок.

Мастер ногой толкнул загруженную тележку. И она покатилась вдоль парковой аллеи.

– Ну, что, идем?

Мастер поправил шляпу на голове, провел ладонями по рукавам пальто и начал быстро подниматься по лестнице.

Шарков и Карцев поспешили следом за ним.

По случаю того, что сегодня ему предстояло нанести два официальных визита, Мастер облачился в совершенно неожиданный для него костюм. Если обычно он отдавал предпочтение простоте и удобству, то сегодня выбрал богатство и роскошь. На нем была рубашка от Бриони, темно-синий костюм от Версачи, остроносые сапоги с тиснеными узорами, из искусственного материала, исключительно удачно имитирующего натуральную кожу, светло-коричневое пальто из верблюжьей шерсти и коричневая широкополая шляпа из мягкого фетра. Галстук он не надел, поскольку считал его самым бессмысленным аксессуаром мужского костюма. Впервые облачившись в подобный костюм, Мастер чувствовал себя легко и уверенно, будто носил его всю жизнь. Он выглядел как истинный денди, не привыкший ни к каким компромиссам в вопросах одежды, – у него все должно быть только самое лучшее и самое дорогое. Шарков и Карцев в своих полуспортивных куртках и джинсах рядом с ним даже на телохранителей не тянули. Так, какие-то мелкие прихлебалы.

Мастер широко распахнул парадную дверь и по-хозяйски широким шагом вошел в просторную, ярко освещенную прихожую.

Между двумя лестницами, ведущими на галерею второго этажа, стояли трое санитаров-охранников с одинаково невыразительными, серыми, будто их пеплом присыпали, рожами. Даже позы у них были одинаково угрожающие: ноги расставлены чуть шире плеч, руки скрещены внизу живота, головы опущены так, что подбородки упираются в грудь.

– Добрый день! – Мастер улыбнулся, расстегнул пальто, откинул полы назад и поправил кашне. – Мы хотим видеть Юлию Алексеевну Левченко.

– Кто спрашивает? – рыкнул один из санитаров.

– Тот, кто имеет на это право, – с улыбкой ответил Мастер.

Все трое мордоворотов разом сделали шаг вперед.

– Стоп!

Мастер вскинул руку с открытой ладонью, и следующего шага не последовало. Вся троица замерла на месте, будто они играли в детскую игру «Замри».

– Ты! – Мастер указал на того, что стоял слева. – Найди Юлию Алексеевну и скажи, что ее ждут гости. Действуй!

Санитар трусцой побежал исполнять приказ.

– А не проще было договориться о встрече? – немного нервно поинтересовался Шарков.

– Наверное, проще, – согласился с ним Мастер. – Но не так интересно. Вся прелесть жизни заключается в неожиданностях. Ты не находишь?

Не зная, что на это сказать, Шарков молча пожал плечами.

– Ну, а вы что стоите? – обратился Мастер к двум оставшимся санитарам. – Идите, заберите своих приятелей.

Он взглядом указал на дверь, и санитары резво выбежали на крыльцо.

Откинув полы пальто назад, Мастер заложил руки за спину, широко расставил ноги и хозяйским взглядом окинул прихожую. Глядя на него, можно было подумать, что он приехал сюда, чтобы купить особняк вместе с прилегающим к нему парком.

– Можно спросить, что ты с ними сделал? – поинтересовался Карцев.

– С санитарами? – уточнил Мастер, глядя на потолок, где сквозь толстый слой белил кое-где проглядывала старинная лепнина. – Ровным счетом ничего.

– Но они подчинялись тебе, как будто… – Виктор пощелкал пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.

– Как будто так и должно быть, – помог ему Мастер.

– Верно! – еще раз щелкнув пальцами, Карцев направил на него указательный.

– Я не влезал в их головы и не трогал их гнилые мозги, – презрительно скривился Мастер. – Мне помешала бы сделать это элементарная брезгливость. Ты это хотел узнать?

– Мысли имеют свой запах?

– Не запах, нет, – Мастер наморщил нос и потер согнутым пальцем его кончик. – Это как бы некое субъективное ощущение. От контакта с чужим сознанием остается впечатление, которое можно сравнить с многоплановой, объемной картиной, наполненной цветами, запахами, вкусами, тактильными ощущениями, звуками… Это похоже на то, как словами мы выражаем самые разные понятия и чувства. Хотя, казалось бы, слова – это всего лишь звуки, а то и просто знаки на бумаге, от одних мы получаем истинное наслаждение, другие же способны шокировать, обидеть, оскорбить, как пощечина. Одни слова мы готовы слушать вновь и вновь, другие хочется поскорее забыть. То же самое и с мыслями. Мысли ведь те же самые слова, только не высказанные вслух.

– Весьма любопытно, – Карцев провел пальцами по бровям. – Никогда об этом не задумывался. Но как же ты тогда справился с этими мордоворотами? Ты применил гипноз?

– Полагаю, ты слышал о нейролингвистическом программировании?

– Разумеется.

– Я использовал что-то вроде НЛП, только на несколько уровней сложнее. Интонации голоса, особая ритмика речи, выверенный подбор слов, отточенная жестикуляция, точный взгляд, мимика – все это информация, которую собеседники считывают в ходе разговора. Как правило, это происходит совершенно неосознанно, а расшифровка полученных данных ведется на подсознательном уровне. Ты перекинулся с незнакомым человеком парой ничего не значащих фраз и уже понимаешь, что ему, скорее всего, не стоит доверять. Я могу делать все то же самое совершенно осознанно. Именно поэтому стоило мне только заговорить с санитарами, они поняли, что я имею право ими командовать. Кто наделил меня этим правом – этот вопрос они себе не задавали, опять же потому, что я не позволил им это сделать, определив вопрос как лишенный всякого смысла. Теперь, полагаю, тебе ясно, почему в шапочке из фольги нет никакого смысла?

– Почему же тогда на лестнице, чтобы убедить санитаров, тебе пришлось использовать грубую физическую силу? – поинтересовался Шарков.

– Потому, что они вели себя слишком грубо, – объяснил Мастер. – И мне захотелось их проучить.