Круиз - Генрих Аванесов Страница 13

Следующим уже совсем не ранним утром, когда Виктор, наконец, вернулся в отель, портье вручил ему записку. В ней было всего несколько слов: 17:00 и номер автомобиля. Поднявшись в свой номер, Виктор с недоумением обнаружил, что ни жены, ни ее верного оруженосца в гостинице нет. Проклиная обоих, а заодно и самого себя за беспутно проведенную ночь, он решил употребить оставшееся до поездки к отшельнику время с пользой для организма. Принял душ и отправился на прогулку в сторону гор. Быстро миновав жавшийся узкой полосой к морю город, он вышел на постепенно поднимающуюся вверх каменистую дорогу. Пройдя по ней с километр, Виктор понял, что дорога сильно отклоняется от избранного им направления. Еще метров через двести ему попалась тропинка, протоптанная, очевидно, бесчисленными туристами, ведущая напрямик в горы. По ней он и пошел дальше со скоростью, позволяющей сохранять дыхание.

Вскоре впереди показался еще один пешеход. Перейдя на бег, Виктор обогнал его. После этого впереди показался еще один трудяга, догнать которого оказалось много трудней, тем более, что тропинка уже вступила в крутой подъем. Все же Виктор почти догнал идущего впереди, видя только его мускулистые щиколотки и стоптанные кроссовки. Об обгоне не могло быть и речи. Дыхание было на пределе. Так они оба, след в след, и добрались до вершины не столь уж высокой горы. Шедший впереди мужчина, с рюкзаком на спине и привязанными к нему палками, сразу же припустился вниз, а Виктор, осмотревшись кругом, медленно двинулся в обратный путь. Времени уже было в обрез. Только чтобы слегка перекусить и переодеться.

Точно в назначенное время машина появилась около отеля. Это был видавший виды Лендровер. Помимо водителя, в нем уже было два пассажира: пожилая женщина в черном, явно из местных, и сурового вида мужчина с густыми насупленными бровями. По сравнению с ними Виктор выглядел легкомысленно. Его светлые брюки и рубашка навыпуск никак не вязались с обликом и настроением других пассажиров.

Машина около получаса легко бежала по асфальту, а потом, свернув в горы, стала тяжело переваливаться через ухабы проселка, забирая все выше. Начало темнеть. На бесчисленных поворотах фары выхватывали то группы деревьев, то скалы. Какое-то время перед машиной бежал заяц. Потом он скрылся в тумане, превратившем свет фар в светящееся облако. Теперь Виктор не видел дороги и удивлялся, что водитель продолжает вести машину. Стало заметно прохладно, и Виктор пожалел, что не взял с собой свитер. Ни водитель, ни пассажиры за всю дорогу не проронили ни слова. Туман кончился так же неожиданно, как начался. Вскоре, преодолев вброд несколько маленьких горных речек, машина остановилась на относительно ровной площадке. Водитель выключил двигатель и вышел из машины, что-то сказав пассажирам на непонятном языке. Видя, что пассажиры не двигаются с места, Виктор понял, что им было предложено подождать. Водитель вскоре вернулся, и вслед за ним в полной темноте пассажиры пошли по узкой каменистой тропе, которая привела к грубо сколоченной двери, прикрывавшей вход в пещеру. Водитель отодвинул тяжелую дверь и жестом предложил войти в темный низкий тоннель.

Виктор оказался впереди маленькой процессии. Глаза уже привыкли к темноте, и, придерживаясь рукой за стену, он пошел навстречу слабому огоньку, мерцавшему вдали. Путь показался очень долгим, хотя вряд ли превышал тридцать метров. К моменту, когда Виктор поравнялся с источником света – лампадой под маленькой иконой Богоматери в небольшой нише в стене, он насчитал сорок два шага. Сразу после ниши тоннель расширился и повернул вправо. За поворотом света стало чуть больше, и, ориентируясь на него, посетители добрались до небольшого зала, освещенного несколькими масляными лампами. В центре зала находилось сооружение круглой формы, в котором угадывался колодец. Справа от него располагался вырубленный в скале очаг, в котором тлели угли. Над очагом виднелось пробитое в камне отверстие, в которое уходил дым. В помещении стоял слегка дурманящий запах ладана, к которому примешивался аромат сандалового масла. Слева от колодца пол был застелен циновками, на которые гостям предложил сесть высокий худой человек в рясе, встретивший гостей при входе в зал.

Проходя мимо колодца, Виктор заглянул в него и увидел слабый отблеск воды на глубине два-три метра. Когда гости расположились на циновке, человек в рясе поставил на нее глиняный кувшин, блюдо с фруктами и вручил каждому по кружке на маленькой тарелочке. Жестом предложив гостям приступить к угощению, он удалился. Виктор машинально взял с блюда грушу и поднес ее ко рту. Задумавшись на секунду, а мыл ли кто-нибудь этот фрукт, все же откусил кусок. Груша оказалась вкусной, и Виктор доел ее, положив огрызок на тарелочку. Остальные гости последовали его примеру. В кувшине оказалась обычная вода, взятая, наверное, из стоявшего рядом колодца. Вода тоже была вкусной и очень холодной.

Минут через пятнадцать человек в рясе появился снова.

– Старец ждет русского гостя, – сказал он на ломаном английском языке.

Виктор поднялся с циновки и пошел вслед за ним по очередному, едва освещенному, узкому тоннелю. Перед пологом, прикрывавшим вход в келью старца, сопровождающий остановился:

– Старец не знает иностранных языков, но всегда говорит с гостем на его родном языке. Для этого ему необходимо вслушаться в его речь. Когда вы войдете в келью, поздоровайтесь, садитесь рядом с ним и начните рассказывать о себе. Когда старец поймет, что уже готов говорить с вами, он прервет вас и будет сам задавать вопросы, а потом скажет, что он думает о ваших проблемах.

С этими словами он откинул полог, и Виктор вошел в келью, думая о том, что же говорить старцу.

В келье, так же, как и везде в подземелье, было почти темно. Старец сидел в деревянном кресле у самой стены, сложив руки на посохе. Из-под надвинутой на лоб старца скуфьи выглядывали клочья седых волос. Но аккуратно подстриженные борода и усы были черными. Внимательные глаза, которым, по-видимому, не мешал сумрак, приковывали к себе взгляд.

Рядом с креслом старца стоял табурет, на который и опустился Виктор. Теперь ему были видны только большие и совершенно неподвижные руки старца, сжимавшие посох. Виктор заговорил о себе, делая это с большим трудом. В гнетущей тишине подземелья собственный голос казался чужим. Особенно тяжело дались ему первые слова, которые почему-то оказались произнесенными свистящим шепотом. Но потом речь как-то сама собой наладилась, зазвучала ровно и начала убаюкивать говорившего, отделилась от автора и стала самостоятельным участником беседы, как будто в тесной келье уже было не два, а три человека. Голос спокойно и беспристрастно повествовал о детстве и юности Виктора, в которых для него самого не было ничего особенного. Обычное детство, обычная юность человека, рожденного в СССР в конце шестидесятых годов. Давно заученные слова автобиографии, произносимые для старца, сильно отличались от событий реальной жизни. Слушая свой голос и невольно сопоставляя сказанное с тем, что было на самом деле, Виктор почувствовал, что постепенно меняет отношение к самому себе. На поверку получалось, что не все так гладко в его жизни, как ему всегда казалось.