Глубокая разведка - Владимир Добряков Страница 13

— Им даже не надо крестов на могилы, — тихо говорит сзади Лена, — сойдут и на крыльях кресты.

Анатолий с удивлением оборачивается на мгновение и снова прилипает к монитору. А там мой «Як» уже получил смертельный удар. Но и раненый, он поражает еще одного противника, а потом садится на брюхо между траншеями с нашей пехотой.

— Что бы ты, Андрей, ни говорил, но, чтобы проделать такое, мало быть просто асом.

— Мы — летчики, — многозначительно отвечаю я. Лена смеется. Анатолий недоуменно смотрит на нее и снова спрашивает:

— А тебе еще приходилось работать по своей, так сказать, гражданской специальности?

— Не без этого. Раза три, так, Лена? — Моя подруга кивает в подтверждение. — Когда я только-только кончил курс обучения и защитил степень бакалавра, то сразу получил первое задание. Надо было предотвратить падение на химический завод опытного сверхскоростного самолета. Взрыв и пожар могли вызвать глобальную экологическую катастрофу. Я тогда вытащил потерявшую управление машину из пике в двадцати-тридцати метрах от земли…

— В шестнадцати, если быть точным, — поправляет Лена.

— Ну, пусть в шестнадцати. Моя первая, самостоятельно разработанная операция была направлена на предотвращение атомной бомбардировки Берлина. Я выступил в роли летчика люфтваффе. Мы с Леной атаковали над Северным морем американскую «суперкрепость» и сбили ее.

— С Леной?! — удивляется Анатолий.

— А что? — спокойно заявляет Лена. — Что в этом такого? Я все-таки хроноагент, а не саксофонист. Конечно, в искусстве воздушного боя мне до Андрея очень и очень далеко, но, по крайней мере, я половину стволов той «суперкрепости» на себя отвлекла. Но вы бы видели, как Андрей разделал эту колымагу! Мне даже страшно стало.

— Она просто скромничает. Знаешь, а ведь именно она, пока я разделывался с хвостовым стрелком, подожгла мотор у «суперкрепости». И это с предельной дистанции! Но кончилось все тем, что мы с пустыми магазинами и на последних литрах бензина встретились с советскими истребителями. Лену они сбили, а меня посадили на свой аэродром.

— А знаете, кто одержал над нами победу? — спрашивает Лена. — В жизни не догадаетесь. Сам Андрей Злобин, собственной персоной. Командир полка, полковник и дважды Герой!

— Но ведь он погиб! — удивляется Анатолий.

— Правильно, — говорю. — Погиб в той Фазе, где в его образе действовал я, то есть Андрей Коршунов. А в другой Фазе он выжил. А может быть, это была гармоника той самой Фазы.

— Гармоника? Что это такое?

— Будешь учить хронофизику, узнаешь и это. А пока поясню кратко. Во время войн и стихийных бедствий огромную роль играет элемент случайности. Хроночастоты Фаз при этом колеблются вокруг своего стабильного положения. Мы говорим: «вибрируют». Эти вибрации порождают множество гармоник. Некоторые из них затухают, а некоторые дают начало самостоятельной Фазе. Немец, который стрелял в Злобина над Рославлем, мог промахнуться, его самого могли сбить за секунду до этого. Сам Злобин мог открыть фонарь и расстегнуть ремни, и его могло взрывом выбросить из кабины и откинуть на безопасное расстояние. Что, кстати, и имело место в этой гармонике.

Анатолий задумчиво покачивает головой, минуты две осмысливает услышанное, затем машет рукой:

— Нет, в этом с разгону не разобраться. Потом, может быть, и пойму…

— Поймешь. Куда ты денешься? — смеюсь я.

— Ты говорил, что тебе пришлось трижды работать по гражданской специальности. А третий случай?

— В третий раз я тоже предотвращал ядерную бомбардировку. На этот раз Японии. Как там Магистр сказал? «У тебя, Андре, начинает вырабатываться узкая специализация». Американцы доставили на Гуам две ядерные бомбы. Я участвовал в авиационном налете на их базу и точно знал, в каком ангаре находятся эти бомбы. У меня в руках был японский бомбардировщик «Мицубиси». Штурманом был наш товарищ, Микеле Альбимонте. На подходе к острову нас встретили американские истребители. Один «Мустанг» привязался ко мне. Как выяснилось, его пилотировал не простой американец, а агент ЧВП… Что такое ЧВП, мы тебе объясним позже. Понятно, что это тоже был мастер своего дела. Но мне удалось его переиграть и вывести машину точно на ангар. Миша накрыл его прямым попаданием.

— А теперь он скромничает, — вмешивается Лена. — Удалось переиграть! А как? Ты, Толя, представляешь разницу между «Мустангом» и «Мицубиси»? У него не было никаких шансов. Так он на этой развалюхе выполнил петлю Нестерова! Пилот «Мустанга», кто бы он ни был, обалдел и долгие пятнадцать секунд не мог понять, куда же делся этот «Мицубиси»? Этого Андрею с Микеле вполне хватило.

— Но кончилось все тем, что этот «Мустанг» нас все-таки сбил. Правда, уже после того, как мы уничтожили ангар с ядерными бомбами. Но это он уже помахал кулаками после драки.

— Значит, все-таки он сбил вас? — спрашивает Анатолий.

— А что ты хотел? Против лома нет приема. На «Мицубиси» против «Мустанга» не повоюешь. Но давай пока закроем эту тему. Вам с Наташей я рекомендую насладиться последними часами безмятежной жизни. С завтрашнего утра ее у вас уже не будет. Как французы говорят: если назвался шампиньоном, полезай в ридикюль. Так что наслаждайтесь пока. А мы с Леной займемся подготовкой к занятиям. Ужин в девять вечера, не опаздывайте.

До вечера мы с Леной вплотную занимаемся разработкой и отладкой обучающих программ. Тем не менее Лена находит время о чем-то посекретничать с Наташей. Они полчаса сидят на диване, шепчутся, бросают загадочные взгляды на нас с Анатолием и улыбаются. Я уже знаю, Ленка что-то задумала. Но выяснять и отговаривать бесполезно. Ленка ни за что не скажет, а если я и догадаюсь, то она все равно поступит по-своему.

В половине девятого я бросаю дела и направляюсь к синтезатору. Надо творить обещанные пельмени. С четвертой попытки у меня получается то, что нужно. Записываю фирменное блюдо в память агрегата и творю пару бутылок вина. После этого иду заниматься салатами, на этот раз рукотворными. К девяти вечера на столе уже все готово, кроме пельменей; их я достану из синтезатора в нужном количестве и горячими. Мы с Анатолием сидим за столом и ждем женщин. Они не опаздывают, они лишь слегка задерживаются.

Наконец женщины появляются. Я усмехаюсь, а у Анатолия отвисает нижняя челюсть и стекленеет взгляд. Я прекрасно понимаю его состояние. Примерно так Лена в свое время воспитывала Микеле Альбимонте, когда он прямо из Средних веков попал к нам в Монастырь. Лена в своем любимом вечернем наряде. Если это, конечно, можно назвать нарядом. Узкий лоскуток белых кружев вместо трусиков. Прозрачная накидка из голубоватой, отливающей перламутром ткани. Это что-то вроде пончо, но, в отличие от него, она ничего не скрывает, скорее наоборот. На ногах белые босоножки, оплетающие ноги ремешками до самых колен. Вот и все. Наташа одета точно так же. Только трусики у нее синие, а босоножки красные. И лента, окаймляющая накидку по краям и вокруг шеи, тоже красная, в отличие от белой у Лены.