Ничья земля - Ян Валетов Страница 13

— Я знаю, почему ты никогда не задаешь вопросов. Для того чтобы самому не давать ответов.

Пенка подошла к верху джезвы, и в тот момент, когда Сергеев, наконец-то, погасил газ, Вика вошла в кухню, не потрудившись набросить на себя хоть что-то.

Без каблуков, босая, она была Михаилу чуть выше плеча. Беспричинно разгневанная. Выплескивающая наружу желание поскандалить. И удивительно красивая.

Сергеев, глядя на нее, удивлялся — как совокупность, в общем-то, далеких от совершенства черт, даёт столь впечатляющий результат? Чуть длинноватый нос, выделяющиеся скулы, не самая совершенная по форме грудь, не самые длинные в мире ноги… Список несовершенств можно было бы продолжать, если бы не результат, который, как убедился Сергеев, опустив взгляд на полотенце, которым были обмотаны его бедра, был, что называется, налицо.

— Ты разберись, что для тебя проще — отвечать на вопросы или выслушивать ответы? — сказал он с примиряющей интонацией.

— Лживые ответы?

— Ну, зачем же так?

— Хорошо. Не до конца правдивые?

— Я бы предпочел другую формулировку — не до конца откровенные.

— Послушай, Сергеев, — сказала она, наблюдая, как он разливает по керамическим чашечкам густой, сладкий кофе. — Я всегда думала, что в этой стране могу узнать все и обо всех. Включая детские симпатии, сексуальные пристрастия и гастрономические выверты.

— У меня нет гастрономических вывертов, и ты все знаешь о моих сексуальных пристрастиях.

— А детские симпатии?

— Если сказать честно, то в детском саду мне нравилась девочка по имени Галя. Мы с ней спали.

— Что? — она удивленно подняла брови.

— Наши кровати стояли рядом. И во время дневного сна она трогательно держала меня за руку.

— Очаровательная деталь.

— Но это еще не все.

— Да?

— Да. Еще мне нравился мальчик Сережа…

Она засмеялась своим бархатным смехом, от которого у Михаила по спине бежала теплая волна.

— Ты меня пугаешь!

— С Сережей было интересней играть, но Галя так держала меня за руку во сне, что я просто не мог ей изменить.

— Ты меня разыгрываешь?

— Нет, просто рассказываю о своих детских симпатиях. Ты же просила.

— О детских симпатиях ты готов со мной говорить?

— Да. Пей кофе — остынет.

— А о своем недавнем прошлом.

— Нет.

— Сергеев, — она подошла к нему вплотную, прижалась всем телом и пристально посмотрела ему в глаза снизу вверх.

Она почему-то редко называла его по имени, даже в интимные моменты.

— Я тебе обещаю, что когда-нибудь, рано или поздно, я расскажу тебе твою биографию. От и до. За исключением детского сада. Хочешь ты того или не хочешь — я узнаю о тебе все. Ты мне веришь?

Он поцеловал ее в губы, пахнущие гвоздикой, но она не ответила на ласку, только прищурилась, вглядываясь в его лицо.

— Ты мне веришь? — повторила она настойчиво.

Сергеев не хотел врать. Поэтому всего лишь отрицательно качнул головой.

— Зря, — сказала Вика зло, высвободилась, взяла чашку с кофе и подошла к окну. На фоне светлых занавесок, выбеленных ртутным светом уличного фонаря, она смотрелась, как статуэтка — Сергеев невольно залюбовался.

За окном шел дождь. Плотный летний ливень, полоскавший запылившиеся за день киевские мостовые, умывающий каштаны и липы бульваров прохладной чистой водой. Он превращал огни мостов, переброшенных через Днепр, в нерезкие мазки на огромной палитре темной, глубокой и могучей реки.

Грозы не было. Не сверкали молнии. Не гремел гром. В этой стихии, в воде падающей с небес, не было ровным счетом ничего демонического. Просто шел дождь.

Автомобили прятались во дворах. Опоздавшие занять места на своих стоянках, вместе с пешеходами, шлепали по теплым лужам. Город не собирался засыпать — он ждал ночной прохлады и свежих запахов зелени из скверов и парков.

— Ты не задумывался, почему мы вместе?

— Потому, что нравимся друг другу.

Она хмыкнула, и даже в движении ее чуть угловатых плеч сквозила ирония.

— Нравимся. Превосходно сказано. Мне, Сергеев, нравились многие. Сегодня — один, завтра — второй. Послезавтра — мог быть и третий.

— Назови другую причину.

— Не назову. Ты ни разу не сказал, что меня любишь. Я ни разу не сказала, что люблю тебя. У нас нет общего прошлого. Я не вижу общего будущего. Знаешь, что нас держит вместе?

— То, что нам хорошо вдвоем.

— О, Боже, — она резко развернулась к нему лицом, — до чего же вы, мужики примитивны! Ну, это-то причем? Почему вы полагаете, что ваш член может быть осью чьего-то мира? Ты же неглупый человек, Сергеев, чтобы всерьез говорить о своей мужской исключительности! То, что у нас с тобой сейчас — это даже не связь — так, случайные встречи. Я не знаю, что ты там надумал, какую драму, но о себе я знаю точно. Я с тобой только потому, что не могу тебя понять. Я каждый раз даю себе слово, что это будет в последний раз! Я не хочу к тебе привязываться! Я сама по себе! Но потом, потом я вдруг понимаю, что вот уже полгода мы вместе, а я все еще не знаю твою тайну. Все остальное — только приправа. Ты хороший человек, Сергеев. Я так искренне о тебе думаю. Но я не знаю, какой ты в действительности. Я чувствую, что ты способен на очень разные поступки. Я не шучу. Может быть, ты их уже совершал, а, может быть, просто готов совершить. И эти разные поступки могут быть такими, что и представить себе трудно. И я ловлю себя на мысли, Сергеев, что из-за этой недосказанности, из-за того, что ты первый из мужиков, которого я не прочла вдоль и поперек после нескольких ночей, мне с тобой интересно. А это плохо, Сергеев, очень плохо! Время, проведенное вместе — это привязанность. Привычка, мать бы ее так. К теплу чужого тела. К чужому дыханию. К тяжести чужой руки на бедре. А привычка — это зависимость. А я ненавижу зависимость! Настолько сильно ненавижу, что слово любить, считаю синонимом слова рабство.

Михаил кожей ощутил, что она говорит правду. Может быть под влиянием момента, а, может быть, расчетливо и осознанно, что было гораздо вероятнее, если учитывать ее характер.

— Это и есть причина, мистер Икс. Твоя тайна. Мне интересно ее разгадать. Настолько интересно, что для этого я готова полюбить тебя. Ты понимаешь — о чем я говорю?

— Нельзя любить человека только за то, что не можешь его понять.

— Да? — сказала она, ухмыльнувшись. — А я-то думала, что человека нельзя любить, если сразу понимаешь его полностью. Такой человек банально не интересен. Если бы ты был раскрытой книгой, пусть даже с темными пятнами в биографии, если бы я не чувствовала в тебе готовность к поступкам — все бы ограничилось тем нашим десертом после хорошего стейка. Один раз, — она подняла указательный палец вверх, словно грозила кому-то. — Не более. Мы бы даже друзьями не остались.