Друзья и враги - Игорь Шелег Страница 13

— Ничего себе? — удивился я. — И сколько же такое лечение занимает?

— Минимум год. Раньше тоже можно. Только мы гарантии даем минимум после года. Мы же все функции восстанавливаем полностью.

Некоторые хотят восстановить функции мозга, и сразу забрать больного. Тут уж пятьдесят на пятьдесят. Если организм крепкий и целитель из родственников есть, то это проще. А так… Мороки с таким больше, чем лечения. Нам бывает потом привозят их на еще один восстановительный курс, потому что сами родственники справиться не могут. Какая-бы сиделка не была. Заставить работать мозг она не может.

— То есть ты можешь? — не понял я.

— Это сложный процесс, — немного подумав сказала сестра. — Тут даже если я тебе расскажу что-то считай половину пропустила чтобы понятней было. Во-первых, активность мозга мы восстанавливаем, когда пациент находится в коме. Если он по естественным причинам не в коме, то мы погружаем его в искусственную. Мозгу как никому нужен отдых после травмы и максимальная статичность. С другой стороны, мозг может заснуть в таком случае. А тут нужна я. Погружаюсь в сознание больного я активизирую его мыслительные процессы. Общаюсь с ним. Воздействую определенным способом. И только потом, когда появляется возможности находиться в сознании и не повредить себе ничего он просыпается.

— Тогда, как ты мозг восстанавливаешь? — не понял я.

— Мозг, слишком хрупкая вещь, чтобы его восстанавливать. Он сам восстанавливается. Я лишь заставляю его понимать, что он должен восстанавливаться, а не спать, — сказала Катя уже не как учитель, а как человек объясняющий кому-то простые вещи, которые этот кто-то не может понять.

— А как же тогда спинной мозг? — решил схохмить я. — Его восстанавливаете.

— А его как раз-таки восстанавливаем, — сказала Катя. — Это уже не чистая менталистика, а нечто вроде сплава ментальных техник и простого целительства.

— Круто! — в очередной раз не сдержал восхищенного возгласа я.

— Еще мы с детьми работаем! — заулыбалась Катя. — Это классно. Они клевые и меня любят. У меня рисунков много. Мне постоянно, что-то дарят.

— А что дети? — не понял я.

— Бахир, конечно заботится о том, чтобы плод, развивался хорошо. И у многих — это так, но случаются отклонения. В поведении и в психике ребенка. Есть аутисты, которые не всегда принимают окружающий мир… Много всякого…

— Слушай, если все так, то почему я ничего подобного не чувствовал. Что-что, а то, что у меня есть комантоку рода я помню, но никаких считываний мыслей и эмпатии у меня никогда не было.

— Ну, для начала учиться в роду начинают после семнадцати лет. До этого идет общая подготовка. Эмпатия, мыслесвязь, умение вводить в сон и навязывать свои желания. Помимо этого, идет обычное целительство, прикладная психология, гипноз.

— Гипноз? — не понял я.

— Да это одно из базовых техник защиты, — возможность загипнотизировать врага.

— Э… А почему не какое-нибудь ментальное воздействие? — не понял я.

— Потому, что нельзя ребенка подобному учить, мало того, что кого-нибудь убьёт, так еще сам в своем уме не останется. Дети вообще более хрупкие и нельзя несформировавшееся сознание допускать в чужую голову.

А что касается тебя, то я чувствую некоторую странность. Наверное, блокиратор, нанес урон твоему развитию. К тому же ты никогда не делал медитации для того, чтобы направить мыслительные потоки не внутрь, а наружу.

— Чего? — не понял я.

— Не тренировался по клановым методикам! — почти по слогам сказала Катя.

— Слушай. А ты меня научишь? — спросил я.

— Ты хочешь научиться? — спросила она.

— Конечно, — я был доволен и деловит. — Ты тут месяц. Что там будет дальше не знаю, но мне кажется, что я бы с удовольствием начал тренировки. У меня кстати отдельный тренировочный зал есть.

— Ну… — Катя немного задумалась, всего на мгновение, а потом тут же продолжила: — Конечно, я тебя с удовольствием научу, братик!