Я спас СССР. Том II - Алексей Вязовский Страница 13

– Рассказывай, Алексей, как из простого студента в комиссара превратился. Хотя какого уж «простого»… Роман твой в «Новом мире» печатается, в «Огоньке» тебя снимают, в Кремле с трибуны выступаешь…

– Марк Наумович… я не уверен, что могу все вам рассказать. Здесь затронуты государственные интересы.

– А мне все и не надо, боже меня упаси от этих гостайн! Но ты же понимаешь, что невозможно написать хорошую передовую статью «Правды» лишь на основании этой бумаги… – Он кивает на текст моей речи. – Как минимум это непрофессионально. К тому же я сам полжизни живу под подпиской.

– Понимаю.

– Тогда предлагаю так. Я тебе даю слово коммуниста, что дальше меня рассказанное не пойдет, а ты вкратце, без лишних секретных подробностей, рассказываешь мне, что же произошло на самом деле.

Я кошусь на Димона. Вот у кого точно подписки нет. Имел ли я вообще право втягивать друга во все это? Коган правильно расценивает мою заминку. И быстро переводит разговор на другую тему:

– Дмитрий, а ты митинг фотографировал? У тебя там есть хорошие кадры, которые нам можно было бы использовать?

– В передовой статье «Правды»?! – Изумлению Кузнеца нет предела.

– А что такого? Если снимки у тебя хорошего качества…

– Ну, не знаю… А потом… на этой пленке много и наших с Лешей личных кадров, мне не хотелось бы их отдавать в чужие руки.

Вот это Димон молодец! Вовремя сообразил, что на пленке заснято много лишнего. Нам за такую утечку Мезенцев потом головы обоим открутит.

– Хорошо. Тогда я вызываю Леву, и вы вместе сходите в фотолабораторию, чтобы пленку проявили на твоих глазах и ты сам смог отобрать негативы только кадров с митинга.

Надо было видеть Левино лицо, когда он обнаружил своего отца в кабинете Сатюкова, да еще в компании нас с Димоном, с жадностью поглощающих бутерброды и запивающих их крепким чаем. Глаза бедного Когана-младшего чуть из орбит не вылезли.

– А что здесь у вас происходит?

– Все вопросы потом, Лева. А сейчас отведи Диму в фотолабораторию. – Коган-старший, не отрываясь от речи, кивнул в сторону двери. – Как только будут готовы пробные снимки, быстро возвращайтесь. – Заметив, что сын снова открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, строго окоротил его: – И поскорее, Лева, люди ждут!

После ухода ребят мне все-таки пришлось пересказать Когану свои приключения. Пусть кратко и без излишних подробностей типа стрельбы на Лубянке и апперкота Шелепину, но все-таки… В моей версии все было довольно невинно: случайно узнал о заговоре, неосторожно довел Аджубея до сердечного приступа, потом за компанию с Мезенцевым рванул во Внуково спасать Хрущева. Ну а дальше мне и деваться уже было некуда: первый секретарь сказал «Надо!» – комсомолец Русин ответил «Есть!». Аресты, митинг.

– А мы с коллегами все гадали, кто этот бородатый парень, что ЦК на уши поставил! А это, оказывается, ты был?!

– Неправда ваша, Марк Наумович! Там все тихо прошло. Без шума и пыли!

– Ну конечно! А кто на Старую площадь на двух бэтээрах с ротой автоматчиков заявился?

– А нам что, на велосипедах туда приехать надо было? А Шелепина потом на площадь Дзержинского пешком вести?!

– Ох, Алексей… влез ты в историю, – укоризненно качает головой старый еврей, выбивая оставшийся табак из трубки в пепельницу. – Куда катится мир… В Гражданскую войну историю творили комиссары в пыльных шлемах и кожанках, а теперь бородатые студенты в хаки. Ладно, давай заниматься делом.

…Это я-то наивно считал, что пишу замечательно?! Коган играючи уронил мою самооценку, спустив с небес на землю. За несколько минут моя посредственная речь была превращена в безупречную передовицу, где каждое слово было идеологически выверенно и отточенно, словно острый клинок. До такого мастерства мне еще учиться и учиться.

Потом пришли замы Сатюкова, тяжело вздыхали, недовольные моим самоуправством, но не выступали, лишь закатывали глаза. Звонили по вертушке Хрущеву. Тот их материл так, что было слышно во всем кабинете.

– Что так долго возитесь?!

И дальше «тра-та-та». Похоже, что Никита еще добавил в Кремле.

Замы что-то блеют, нервно вытирают пот со лба. Попасть под раздачу Хрущева – это испытание не для слабонервных. Вот только новых сердечных приступов нам здесь и не хватает! Пришлось мне забирать трубку и успокаивать разбушевавшегося первого секретаря.

– Никита Сергеевич, это Русин. Не волнуйтесь, мы уже все подготовили в номер, товарищ Коган отличную передовицу написал к завтрашнему пленуму. – Я перемигиваюсь с отцом Левы. – И даже фотография с митинга будет. Сейчас вот ждем снимки из фотолаборатории и сразу же, не откладывая, запускаем в печать. Все сотрудники издательства на рабочих местах и готовы ударно трудиться, пока завтрашний номер «Правды» не выйдет из печати.

Хрущев оттаивает, голос его заметно смягчается.

– Молодец, Русин, что все держишь под контролем, поработал сегодня на славу! Погоняй там Пашкиных бездельников, а то распустил он их. И ты это… как сдашь номер в печать, езжай-ка сразу домой отдыхать. Хватит с тебя на сегодня подвигов. Об остальном завтра поговорим.

Вежливо прощаюсь. Кладу трубку. Мысленно вытираю пот. Очень надеюсь, что про «завтра» – всего лишь оборот речи. При такой бурной общественно-политической жизни, как сегодня, меня надолго не хватит!

Передовица подписана, ее передают в работу корректору. Замы ушли, счастливые, что буря сегодня обошла их стороной, а мы остались ждать фотографии. Пока я допивал остывший чай, Коган задумчиво рассматривал меня.

– Алексей, захочешь ли ты выслушать совет старого еврея? – Марк Наумович снова закурил.

– Почему бы и нет? – пожимаю плечами я.

– Ты ведь сейчас в Че Гевару играешь? Думаешь, он герой для подражания? Так хочу тебя разочаровать – он хорош в бою, а в мирной жизни еще наломает дров, попомни мои слова. С его характером умчится делать революцию в какой-нибудь Африке и сгинет без пользы.

Как в воду глядит Коган. Хоть образ пламенного революционера давно и намертво приклеился к «товарищу Че», сам я никогда не питал иллюзий на его счет. Потому что как историк привык оперировать фактами, а они говорят не в его пользу. Но сейчас комсомольцы повально им восхищаются, и мне положено – негоже выпадать из общей струи.

– Нет, Марк Наумович, спешу успокоить вас – попадание в образ произошло случайно. И борода моя тоже случайна – она всего лишь прикрывает шрам, полученный в драке.

– Ну, спасибо, что успокоил, а то уж я начал волноваться! – подтрунивает надо мной Коган, но вдруг становится серьезным: – И вообще: держался бы ты от всего этого дерьма подальше, Леша.

Он кивает на бумаги, разложенные на столе. Ишь ты, еще один мудрый советчик нашелся! А вот здесь ты уже не прав, Марк Наумович, – держаться от всего этого в стороне уже не получится. Да и кто дерьмо разгребать будет? Если по-интеллигентски воротить нос от политики, то страну нашу великую мы снова потеряем. И придется твоим сыновьям эмигрировать в Америку или на историческую родину, чтобы жить по-человечески и за твоих будущих внуков не бояться. Но вслух я, конечно, говорю ему совсем другое: