Лузер - Олег Данильченко Страница 12

Утро. Нарядился в то, что приготовил с вечера. Брезентуха с завернутым в нее автоматом за спиной. Топор на ремне. Глянул в зеркало. Ох и рожа. Точно первый же патруль примет два раза. Сначала за маньяка примет, а потом в распростертые объятия, с железными браслетами в виде подарка. Как только подумал о них, о браслетах, зачесалась правая рука, где только начали подживать следы от снятых наручников. Но деваться-то некуда. Надо же разобраться в происходящем.

Воротная калитка открылась как всегда беззвучно. Выглядываю осторожно. Вроде и понимаю, что услышанное по радио – бред сумасшедшего, однако автоматически опасаюсь. В лицо повеяло теплым ветерком. Выползаю, оглядываюсь. Странно. Что странно? А все. Во-первых, непосредственно теплый ветерок. Зимой-то? Во-вторых, ароматы, которые он нес. В-третьих, тишина. Но обо всем по порядку. На улице было тепло. По-летнему. Гараж-то у меня тот еще бункер. Даже в самую жаркую, летнюю погоду в нем прохладно, если, конечно, я не работаю с горном. Видимо поэтому, всего двадцать шесть градусов на градуснике было. Так-то по ощущениям теплынь стояла под тридцатник, и это при том, что солнце только поднималось. Утро ведь. Отсюда мне его пока не видно, гаражи мешают. Ну и что за ерунда с погодой творится?

Далее сам ветерок, вернее те ароматы, что он с собой нес. Пахло нагретым бетоном и еще чем-то. Пока не разобрался чем, но приятными те запахи не назовешь. И тишина. Не то чтобы полная тишина, но отсутствовали привычные звуки, которые издает живой город. Те самые звуки, которые мы по сути, как правило, не воспринимаем, так как они являются естественным фоном. Но как только они пропадают… в общем, настораживает. Зато имелись другие звуки. Где-то раздавался жалобный и печальный скрип, как от несмазанных качелей, раскачивающихся на ветру, какие-то подозрительные шорохи, что-то вроде шарканья и чего-то осыпающегося. Еще, кажется, рычало что-то или кто-то. Но то могло и почудиться. Где-то очень далеко метнулся крик и тут же стих. Но самое главное, я никак не мог отделаться от ощущения, что чего-то не хватает. Минут десять столбом стоял, прислушиваясь и принюхиваясь, соображая, что же не так. Так ничего не придумав, я как можно тише, стараясь не звенеть ключами, закрыл гараж, а затем двинулся к воротам кооператива, интуитивно расчехляя топор. Руки сами, помимо головы, сработали.

Иду, верчу бестолковкой. Пока ничего интересного. Хотя… что это за бурые пятна? Подозрительно. Кровь, что ли? Тревожно как-то и неуютно. Гаражи закрыты. Это тоже странно. Обычно в это время мужики уже открывают ворота, прогревают моторы, покуривая и жалуясь друг другу на жизнь. Кто на жену, кто на начальство, у кого что болит, короче. А тут тишина. Да даже по выходным дням с раннего утра народ уже собирается. Гаражи это же как мужской клуб по интересам. Только тут многие из нас чувствуют себя мужчинами. Оно ведь как, в гаражах мужик кто? Правильно, орел! Тут он даже не то что жену, тут он собственную тещу не боится. А если еще стопку махнет, то круче него только вареные яйца. Дома же это, как правило, совсем другое существо. Там все решает и всем помыкает жена или вообще ее маман. Эх, женщины. Что же вы творите с нами? Мечтаете о книжных или киношных героях-красавцах, не понимая, что там сплошная бутафория и выдумка. А настоящие, они и так рядом с вами, вот только в угоду своим, женским амбициям стараетесь согнуть своего мужика под себя, загоняя под каблук. Откуда же героям браться при такой-то жизни? Да что там говорить, сам таким был. Чем кончилось, я уже рассказывал.

Пусто, ветер гоняет грязные целлофановые пакеты. Противоположная сторона, что перед моей, последняя. Вдоль нее и двигался. Вот и крайний гараж. За его углом ворота, которых давно нет. Только два железных столба остались. Все собирались сброситься да электрический шлагбаум поставить, но потом передумали. На кой хрен он сдался? Это же тогда и охрану надо ставить, чтобы не столько гаражи, сколько сам шлагбаум охраняли. Ночью ведь тут кого только не шляется. Просто так сломают. Из удали молодецкой. К тому же через гаражи еще сквозной проезд. Раньше-то его не было. Там, за нами, воинская часть стояла. Режимный объект. И не то чтобы полноценная часть, но что-то типа штаба было и плац. Если честно, никогда не интересовался, что там служивые делали, но раз были там, значит, надобность была. В девяностых все, понятное дело сократилось и куда-то делось. Остался плац, здание не то штаба, не то еще чего-то, да пара непонятных строений. Охраны нет, вот и начали ездить через ту сторону. А тут мы со своим шлагбаумом… нет, как пить дать сломали бы.

Заглядываю за угол. Там должна быть асфальтированная дорога, которая ведет к нашему кооперативу, вдоль девятиэтажного дома. Должна, но, походу, не обязана. Нет той дороги более, как нет собственно и дома, вдоль которого она когда-то шла. Дом рухнул набок, погребя под завалами проезд. Впереди было дикое нагромождение бетонных обломков и торчащей арматуры, пополам с обломками мебели и прочего теперь уже мусора. И тут до меня дошло, что же сразу показалось неправильным. Чего не хватало глазу. Выше нас дома стояли. Они практически нависали над гаражами, а теперь чистое и голубое небо, ничего не загораживает. Вот тогда-то и подкосились ноги, в груди сердце гулко ухнуло и начало сбоить. ДОЧЬ! ИРИШКА!

Задыхаясь, остервенело карабкаюсь по грудам изломанного гравитацией бетона, спотыкаясь и падая каждую минуту. В голове одна мысль. Что же за отец я такой? Землетрясение, дома рушатся, а я валяюсь в гараже, консервы трескаю! Козел, а не отец! Отвык думать в первую очередь о семье. С тех пор как перестал быть им нужен, прошел не один год. Думать только о себе приходилось. Но ведь это меня не оправдывает. Жена-то ладно, у нее теперь есть кому позаботиться. Но Иришка, Ириска сладкая, моя дочь, кровиночка. Плохо вижу от злой влаги, что навернулась на глаза. Злюсь на себя.

Ругаю последними словами и лезу, карабкаюсь на груду битого бетона. С вершины этой беспорядочной груды обломков должно быть видно, что стало с домом, в котором я когда-то жил.

Вот и она. Не Эверест, но запыхался уже. Хватаюсь за торчащий кусок арматуры, помогая себе взобраться. Там, наверху продолговатой, огромной кучи, что раньше была девятиэтажным домом о трех подъездах, вроде в насмешку над всей этой чехардой как ни в чем не бывало стоит табурет. Обычная такая кухонная табуретка. Встаю рядом, во все свои два ноль пять. Из груди рвется стон. Вид открылся страшный. От спального района только груды битого бетона остались. Ноги сами подкашиваются, и я плюхаюсь на услужливо стоящий рядом тот самый табурет. Редко где устояло несколько этажей, которые возвышаются рваными обломками. Мой дом… вернее когда-то мой, частично устоял. Вглядываюсь. Вон в той части на четвертом этаже и жил я. Когда-то тут везде был частный сектор. До сих пор, по зиме, начинает переть вода из засыпанных некогда колодцев. Мне было десять лет, когда наш дом попал под снос, и мы переехали в новую квартиру. Тут и прошла моя юность. Тут и в школу ходил, и в армию отсюда ушел, и с моря сюда возвращался… до определенного момента. Иришка же в мою родную школу ходила. В следующем году заканчивать должна была. Взрослая совсем.