Судьба гусара - Андрей Посняков Страница 12

– Так, барин, так, – пастушок покивал лохматой белобрысой головою и улыбнулся. – А сабля у тебя вострая?

– А ты думал! – хохотнул гусар. – Хочешь в руках подержать?

– А можно? – склонив голову набок, мальчишка недоверчиво прищурился.

– Да можно, почему б и нет? – Денис Васильевич сделался сама серьезность и, придержав поводья, нагнулся к пастушонку: – У вас тут где шалаш можно поставить? Что-то не хочется на постоялом дворе ночевать – больно уж там клопы злые.

– Гы! Уж точно злые, – отрок поколупал в носу. – А шалаш можно вон, на меже поставить. Там земля ничья.

– Слуге моему покажешь, где… Тебя как звать-то?

– Гришкою.

– А как бы мне, Гришка, узнать, приехал кое-кто в монастырь или нет? Сбегаешь? Не только саблю потрогать, еще и денежку дам.

– Не, не сбегаю, барин, – с видимым сожалением протянул пастушок. – Обитель-то женская, нас не пускают.

– Жа-аль.

– Я-то не могу, а вот сестрица моя, Фекла, может. Позвать ее?

– Конечно, друг милый, позвать!

– Так я тогда мигом!

Сестрица пастушка Фекла оказалась долговязой девицею с весьма приятным личиком и нескладной фигуркой подростка. Босая, в темной длинной юбке и какой-то бесформенной кофте, она чем-то напомнила Дэну персонаж из какой-то исторической игры. Выполнить просьбу гусара Фекла согласилась охотно – да невелика и просьба была.

– Если та госпожа там, скажешь, мол, друг ее – она знает, кто – будет ждать ее вечерком, прямо вот здесь, под липами… еще скажи… Черт! – Денис вдруг хлопнул себя по лбу. – Вот же дурень! Как же она тебя поймет-то? Она ж полька!

– Так я, барин, польский понимаю. И говорить могу.

– Ты ж моя умница! Ну, иди, иди же, не стой.

Девчонка обернулась быстро, и пары часов не прошло:

– Дама сказала – к вечеру выйдет. Так что ты, барин, жди.

– На вот тебе! – обрадованно рассмеявшись, гусар протянул Фекле денежки – копейки. – Это вот и братцу твоему тоже.

– Он хотел еще саблю посмотреть.

– Пусть на межу приходит – посмотрит. Где у вас тут межа-то?

– А вон…

Наскоро перекусив прихваченной с собою вчерашней холодной дичью, Денис Васильевич оставил Андрюшку строить шалаш, вскочил в седло и, подкрутив усы, мелкой рысью подался к обители. Вне всяких сомнений, появление столь бравого всадника – да еще и гусара! – у стен женского монастыря вряд ли осталось бы незамеченным, мало того, вызвало бы целую кучу кривотолков и сплетен, что monsieur Давыдов прекрасно понимал и вовсе не собирался стать мишенью для пересудов, тем более коли здесь была замешана молодая и привлекательная особа… вовсе даже не свободная.

Исходя их этого, Денис привязал коня в липовой рощице, сам же, сняв кивер и накинув на плечи шинель, уселся невдалеке на пенек, маскируясь в зарослях краснотала и вербы. Конец сентября в Малороссии – по сути, еще лето, так что разноцветных – зеленых, желтых и красных – листьев на кустах и деревьях вполне хватало для укрытия. Так вот гусар и ждал появления своей пассии, нетерпеливо поглядывая на аллею.

Еще даже не начинало темнеть, кажется, вскорости после обедни, одинокая женская фигурка появилась наконец-то на мосточке, ведущем через неглубокий овражек к липам. Поверх изумительной красоты темно-голубого платья, словно сошедшего со страниц модного французского журнала La Racinet, струилась темно-коричневая шаль, с изысканной шляпки на лицо ниспадала вуаль. Изящная фигурка сия даже издали выглядела столь воздушной и легкой, что темно-красного сафьяна туфли, казалось, едва касались земли. Едва слышно шуршали опавшие листья…

Сердце гусара забилось так гулко, что грозило вот-вот выскочить из груди! Сомнений никаких не было – эта появившаяся на аллее девушка и есть Катаржина!

– Ах, услада очей моих! – Вскочив, Денис со всех ног бросился навстречу красавице, умоляя Господа лишь об одном: лишь бы все это вдруг не оказалось видением, волшебной грезою влюбленного поэта… хотя о любви, верно, здесь речи и вовсе не шло. Скорее, влечение, да… Но какое!

– Добжий вечор, месье гусар, – откинув вуаль, Катаржина окатила своего истосковавшегося кавалера синим светом очей.

Очаровательно наморщив носик, она еще что-то добавила по-польски, что именно, гусар, естественно, не понял, но догадался в общих чертах. Хотя… и что тут было догадываться, все более чем откровенно! Как пелось в старой песенке «Наутилуса»: «Ты – моя женщина, я – твой мужчина, если надо причину, то это причина».

Да не надо было причины, и не надо было никому ничего объяснять, тем более – друг другу!

Похлопав по холке коня – жди, мол, – Денис взял возлюбленную за руку и повел за собой сквозь заросли, через дорогу к меже, где ушлый Андрюша уже соорудил просторный шалаш, не забыв положить наземь мешок, набитый сеном, – загодя приобретенный практичным слугой по пути.

На этом мешке и случилось…

– Ах, милый…

Полетела прочь шляпка, а за нею и шаль. Скользнули меж пальцами гусара шелковые завязки платья… Да черт-то бы их побрал, эти завязки, вот, право же, в самом деле – побрал! Это ж такое неудобство, и кто только их придумал… просто изверг рода человеческого, иначе и не сказать! Да развязывайся же… ну!

А Леночка-то… тьфу – Катаржина – тоже хороша. Не могла вместо столь неудобного платья джинсики нацепить да какую-нибудь легкую кофточку… и можно даже без бюстгальтера… хотя… Сей детали женского туалета и так не было. Едва завязки ослабли, как тотчас же обнажилась грудь – упругая, быстро наливавшаяся терпким соком запретной любви…

Они простились через пару часов. Уже начинало смеркаться, а невдалеке, над рощею, поплыл, закурлыкал журавлиный клин.

– Счастья тебе, милая, – крепко обняв девушку на прощанье, прошептал гусар. – Надеюсь, еще свидимся.

– И тебье стчастья, – пылкая красавица томно изогнула шейку. – Приезджай. Не забывай меня, коханый. Даже когда рожу детей… Все равно – приезджай. Всегда.

– Всегда, – эхом откликнулся Давыдов.

Хрупкая, закутанная в шаль фигурка быстро пошла по аллее к монастырю. На мостике обернулась, помахала рукой…

У Дэна словно тисками сдавило сердце… Ах, Леночка, Леночка… И почему все вот так? Почему они не могут остаться вдвоем… быть вдвоем всегда? Значит, все ж таки не любовь. Просто влечение-увлечение. Но ведь им было очень хорошо? Было. И, даст бог, будет еще… Невелик грех, наверное…

* * *

В Черкассах Денис Васильевич остановился в недорогом пансионе, сняв комнату на двоих со слугой. В номере оказалась всего одна кровать на гнутых деревянных ножках, и Андрюшка постелил себе в углу… тот самый мешок с сеном. Правда, спать слуге не дали.

– Вот что, любезный мой, – едва устроившись, Давыдов задумчиво покусал усы. – Поди-ка, прошвырнись, поспрашивай – кто-нибудь здесь занимается спиритизмом?