Дилемма - Рамез Наам Страница 12

Сэм распрямила спину и потянулась. В руках у нее была лопата. Пот градом катился по лицу, пропитывая бандану, и затекал под респиратор, задерживающий CO2. Майка прилипла к телу. Это было чудесно. Пластиковые панели парника ловили и удерживали солнечное тепло. Специальные насосы, работавшие на солнечной энергии, брали из воздуха углекислый газ и подавали его внутрь, к растениям.

Сегодня Сэм собирала урожай генетически модицифированного древовидного алоэ. Этот специально выведенный сорт быстро рос в богатой углекислым газом среде. Мясистые зеленые листья были источником природных антибиотиков и ранозаживляющих веществ. Вся выручка с проданных алоэ шла на нужды приюта. Сэм окинула взглядом теплицу и десятки самых разных растений, маленьких химзаводов, каждое из которых давало богатый урожай на продажу.

Все они – запрещены в Европе, подумала Сэм. А большинство и в Штатах.

Как странно жить в стране, где все эти технологии разрешены и считаются нормой жизни. Богатые страны могут позволить себе запретить биотехнологии. Бедные страны только ими и живут.

Сэм вдруг осеклась и засмеялась.

Я – садовник! Кто бы мог подумать?

Абсурд какой-то. Восемь лет она была шпионом и солдатом, а теперь вот копается в земле.

Что подумал бы Накамура?

Улыбка Сэм на секунду померкла. Ее наставник сейчас далеко, очень далеко. Считает ли он ее предательницей? А она сама кем себя считает?

Все меняется, однажды сказал ей Накамура. Если хочешь выжить, нужно быть гибким и уметь адаптироваться.

Стало быть, я гибкая, размышляла Сэм. Ладно, почему бы и нет.

Затем она почувствовала рядом сознания детей, и все ее тревоги мгновенно исчезли. На лице вновь засияла улыбка. Сэм закончила работу, кое-как управилась с хлипким пластиковым переходным шлюзом и вышла на улицу. Из-за маленькой рощицы к ней бежали Кит и Сараи. Они держались за руки и весело смеялись в ярких солнечных лучах.

Семилетний Кит запрыгнул ей на руки. Его разум сверкал ярче солнца, и Сэм закружила мальчика в объятьях. Сараи с улыбкой наблюдала за ними. Ее глаза и мысли радостно блестели.

За ними шла Кхун Мэй. Хмурое лицо, нечитаемый разум. Старшая воспитательница приюта смотрела на Сэм с явным неодобрением. Еще бы: одета на западный манер, плечи голые, да к тому же без малейшего зазрения совести принимает наркотик.

Сэм не стала обращать на нее внимания. Она все кружила и кружила в воздухе маленького Кита, видя бесконечное кружение его глазами, чувствуя его радость, упоение юностью и жизнью среди таких же детей, как он сам.

На девять детей в приюте было три воспитателя и Джейк. Восемь детей – в возрасте от одного года до восьми – впервые столкнулись с нексусом в утробе матери, большинство – неоднократно. Когда мать начинает чувствовать сознание еще не родившегося ребенка, мало что может ее остановить: она хочет испытывать этот опыт снова и снова, прикасаться к недооформленным мыслям маленького существа, растущего у нее под сердцем.

Дети были волшебные, удивительные, ни на кого не похожие, сбивающие с толку. Большинство – с глубокими душевными травмами. Порой они испытывали ее терпение, ссорились друг с другом, бунтовали или просто упрямились. Но от них исходил свет – яркий, затмевающий собой все шрамы и боль. Они свободно владели нексусом – на уровне инстинктов. Сэм при всем желании не добилась бы такого результата. Чаще они общались друг с другом посредством мыслей, нежели слов: образы и идеи мелькали так быстро, что Сэм не успевала улавливать. И от них ничего нельзя было скрыть. Эти дети знали ее изнутри, как свои пять пальцев. От их прикосновений ее сознание воспаряло, озарялось всеми цветами радуги. Непередаваемое, упоительное чувство.

Совсем иначе сложилась судьба Сараи, девятого ребенка в приюте. В четырехлетнем возрасте она выпила жидкость из маминого пузырька с нексусом: мать и многочисленные «дяди» не раз делали это в ее присутствии. Наркотик закрепился у нее в мозгу прочно и навсегда, словно она испытала его действие еще в материнской утробе.

У Сараи было тяжелое детство, не дом – а притон, через который проходили сотни мужчин, за деньги эксплуатировавших тело и разум ее матери. Когда они спаривались, их сознания под нексусом вспыхивали острым наслаждением – а то и чем похуже. Не раз Сараи в ужасе лежала в темноте, чувствуя, как страшные люди жестоко обходятся с ее мамой, причиняют ей боль, чтобы самим ощутить всю палитру боли и унижения.

Сараи научилась блокировать их мысли.

Ей было девять, когда она впервые ошиблась, и мамин клиент ее заметил. Он потребовал подать ему и девчонку. Мама вышвырнула его из дома и громко закричала, привлекая внимание соседей. Те вышли, и он сбежал. На следующий день мама отвела Сараи в храм и попросила монахов помочь ее особенной дочке. Четыре месяца спустя девятилетняя Сараи приехала в Маэ-Донг и обрела здесь дом, уютный и безопасный. Нексусом она владела куда лучше, чем Сэм, но хуже, чем остальные дети, получившие наркотик в утробе матери.

Недавно Сараи исполнилось двенадцать, совсем скоро она превратится в девушку. Столько же было сестре Сэм, когда она… когда все пошло прахом в Юкка-Гроув.

Сараи была ее любимицей.

В первую же ночь Сэм познакомилась с самым младшим ребенком приюта. Настойчивые просьбы Джейка и энтузиазм старших детей в конечном итоге сломили сопротивление Кхун Мэй, и она позволила Сэм остаться на день-два. Эти день-два длились уже несколько месяцев.

Она проснулась среди ночи от безутешного детского плача. Младенец надрывался десять минут. Двадцать. Сорок. Наконец Сэм встала и тихонько двинулась по коридору на звук. В комнате стоял полумрак, но Сэм все прекрасно видела. Кхун Мэй со строгим лицом и Джейка, на руках которого плакал маленький – годовалый – Арун. Джейк прыгал на месте, пытаясь укачать ребенка. Рядом стояла Сараи. Крошечный разум Аруна оглушительно вопил, в нем царил хаос. Джейк и Сараи были в ужасе, они пытались внушить младенцу спокойствие и безмятежность, но усталость, напряжение и страх, что Арун никогда не уснет, брали свое.

Тихой плавной поступью Сэм вошла в комнату, напевая колыбельную, которую пела ей мама. Все удивленно обернулись. Кхун Мэй, Сараи, Джейк и даже маленький Арун.

Он все плакал. Она подошла ближе, он заглянул ей в глаза и потянулся к ней сперва ручками, а затем и всем дивным крошечным сознанием. Сэм взяла Аруна на руки, и очень быстро резкий плач сменился усталыми всхлипами. Малыш уснул. С того дня так и повелось: стоило Сэм взять его на руки и спеть ему мысленно колыбельную или помедитировать вместе с ним, как маленький Арун замолкал, успокаивался и засыпал, если ему пора было спать. В счастливые минуты бодрствования его уникальное, ни на что не похожее сознание сверкало всеми цветами радуги, полнилось движущимися фигурами и абстрактными формами. Вселенная сияла, когда Сэм смотрела на нее глазами Аруна.