Страх. Книга 2. Числа зверя и человека - Олег Рой Страница 12

Надеюсь, она не почувствует запаха алкоголя.

15.12.2042. Город.

Усадьба Алекса. Вероника

Гостеприимство Алекса пришлось, конечно, очень кстати, но я с каждым днем все острее чувствовала, что пора, пора покидать его дом. Нет-нет, вовсе не потому, что я тут кого-то стесняла или кому-то мешала, ничего подобного. Сам Алекс, я, Герман, отец Александр – мы уживались вполне мирно. Хозяин дома и его тезка-священник иногда раздражали меня – не терплю слишком «правильных» – но не особенно сильно. Ну да, если бы не дурацкие принципы Алекса, он вполне мог бы стать круче самого Ройзельмана. Но мне-то какое дело до их «правильности»? Ну спорили, бывало, не без того (ну если они, с моей точки зрения, чушь несут), но тоже как-то так, без фанатизма.

И, знаете, мне даже странная мысль в голову пришла. Вот Валентин считает меня стервой (а я его, соответственно, – слизняком и тряпкой, но это неважно). Но живу я сейчас рядом с людьми, по убеждениям совсем для меня не близкими, и – где моя стервозность? Так, может, дело не во мне, а в Валентине? В том, что он – попросту слабак?

В конце концов, женщине свойственно полагаться на своего мужчину – это естественный порядок вещей. И столь же естественно, что женщина, осознав ненадежность избранной опоры, ищет для себя другую. Глупо и бессмысленно по этому поводу морализировать: так устроен мир. Женщины не любят оказываться в сложных ситуациях. Да что там скрывать – они их просто боятся. Просто потому что не уверены в собственной способности справиться с лавиной проблем. И это тоже естественно. Страх заставляет искать опору и защиту. Первобытный реликтовый страх. Генетическая память о том, что в пещеру может ворваться саблезубый тигр или стая волков, в конце концов, пещера может начать обрушиваться – конечно, страшно. Сегодня «волки» другие, но какая разница? Все равно страшно.

Меня считают сильной женщиной, но это – чисто внешнее впечатление. Ну да, я умею отстаивать свои интересы. Но при этом прекрасно понимаю, что в мире, как ни крути, есть силы, намного превосходящие мое упрямство и упорство. С некоторыми вещами женщине справиться невозможно. К тому же мне в глубине души всегда хотелось быть слабой. Чтобы кто-то улыбался: не бойся, милая, я обо всем позабочусь, – и действительно заботился бы.

Хотя в наше время это, наверное, непозволительная роскошь – быть слабой женщиной, полностью доверяясь мужчине. Вот и приходится изображать этакую независимую валькирию. Но сказать, что мне нравится то, как я живу, – значит, изрядно погрешить против истины. Не нравится, несмотря на все мои старания продемонстрировать противоположное. Я теперь не столько живу, я играю роль, немного гротескную роль сильной, самодостаточной женщины, почти что женщины-вамп. Образно говоря, я оседлала тигра, и слезать с него мне почему-то не хочется (быть может, «слезать с тигра» мне попросту страшно). «Держать марку» мне очень помогает Эдит. Вот уж кто воистину человек без комплексов. Она совершенно не отягощена грузом моральных принципов. Легко преступает грань писаных и неписаных законов, собственно, почти не замечает их, поскольку правила устанавливает (и отменяет!) для себя сама. И не знает в этом удержу.

Как она обрадовалась, услышав, что я ушла наконец от Германа.

– Приезжай ко мне, – тут же потребовала Эдит, – места в моем коттедже хватит, живи сколько вздумается, я только за. Ты благотворно на меня влияешь. Ты ведь знаешь, Никочка, меня иногда… э-э-э… заносит на поворотах. Так можно и с трассы ненароком слететь, и голову потерять, а ты меня сдерживаешь. Ты такая гармоничная. Ну что тебе делать в доме этого твердокаменного моралиста и идеалиста Кмоторовича? Со скуки помрешь. Даже не думай – переезжай ко мне чем раньше, тем лучше.

Но я колебалась. Эдит – действительно особа без тормозов. Во всех смыслах слова. Я сильно подозреваю, что ей все равно, с кем спать – с мужчиной или женщиной. Нет, я не ханжа, но при мысли, что я стану объектом сексуальных притязаний особы с явно к тому же выраженными садистскими наклонностями, мне становится немного не по себе. Поэтому я колебалась. Несколько дней в доме – почему-то его все называют усадьбой – Алекса оказались очень кстати. Но – хорошего помаленьку. Тем более «хорошего». В смысле – «правильного». Очень уж мы разные. Идеализм Кмоторовича и его тезки действовали на нервы. Хотелось уже как-то расслабиться.

Вообще-то у Эдит тоже придется быть несколько настороже, но совсем в другом смысле. В ее мотивах нет ничего «правильного», тем более «благородного». Но и я, в конце-то концов, не такой уж беспомощный кролик, если что, смогу как-нибудь отстоять свое «право на самоопределение». И вообще. Возможно, все обойдется без эксцессов. Короче, поживем – увидим. Может, ей действительно нужен не столько очередной сексуальный партнер, сколько тот самый «сдерживающий фактор», что бы это ни значило. Ведь если даже я «оседлала тигра», то у Эдит их целая упряжка.

В кабинете, куда я заявилась, дабы поставить хозяина в известность о том, что гостья его покидает, кроме собственно Алекса обнаружился его любимый ученичок – Феликс. Ягненочек, как я его мысленно окрестила с первой встречи. Эдакая, знаете ли, помесь невинности и упрямства.

– Добрый вечер, Алекс. Вот пришла попрощаться. Съезжаю от вас, – заявила я чуть не с порога, потому что – а чего тянуть кота за хвост?

Он, однако, искренне удивился:

– А в чем дело? Мне показалось, что ты тут уже прижилась. Что-то не так? Ты чем-то недовольна? Обижена, боже упаси?

Радушный – и великодушный до полного маразма! – хозяин в своем репертуаре.

– Нет-нет, все в порядке, – я вежливо улыбнулась. – Очень благодарна за гостеприимство, но у меня сейчас другие планы, – я скромно потупилась, надеясь, что мою недельной давности обмолвку про Эдит он не вспомнит, сочтя «другие планы» намеком на новые отношения. – У вас и без меня гостей хватает – отец Александр, Герман, – а дом все-таки не слишком большой.

– Но тебе точно есть куда идти? – настаивал Алекс. – Где жить? Не на пару дней, а постоянно. Потому что ничуть ты меня не стесняешь. И никого здесь. Если что, живи сколько угодно.

Благородные все такие – с ума с ними можно сойти! Ради чего он передо мной так распинается?

Но я улыбнулась еще добродушнее:

– Спасибо. Но у меня – да, есть где жить и куда идти. И я правда благодарна за все.

Да, я его не люблю. Вот именно потому, что он именно такой. Потому что Алекс – не Ройзельман. Потому что и сам раб своих принципов и таким же сделал своего сына. Но Валентин – просто ничтожная тряпка, а Алекс – мужчина. И это противоречие раздражает: если можешь, но не достигаешь – кто ты после этого? И не надо о принципах и морали – это чистой воды отмазка.

Эдит, кстати, тоже его не любит. Да что там – она его ненавидит. С ее точки зрения, профессор Кмоторович – главное зло нашего мира, тормоз прогресса и все такое. Мне эта ненависть не совсем понятна, ведь Эдит с Алексом никогда особо не сталкивались. Так, шапочное знакомство. Но она говорит, что это «мировоззренческая ненависть», дескать, не будь таких, как Алекс, мир давно бы стал другим – обновленным и без всяких ветхих предрассудков.