"Последний парад наступает"! Наша победа при Цусиме - Сергей Годына Страница 12

Трижды в день офицеры русской эскадры занимались сверкой дальномеров, и пытались по их показаниям определить скорость одного из вспомогательных крейсеров идущего вдоль строя эскадры. Постепенно все дальномеры Барра и Струда на русских кораблях были приведены в работоспособное состояние и люди худо — бедно научились ими пользоваться. После завершения каждых дневных маневров все дальномерщики собирались на борту вспомогательного крейсера 'Рион', где они имели возможность обменяться опытом друг с другом.

За время следования у Цусимскому проливу эскадра дважды провела боевые стрельбы из трехдюймовых орудий. Дело в том, что только к этим пушка на эскадре имелся сверхштатный комплект боеприпасов. Тратить же драгоценные боеприпасы главного и среднего калибров адмирал не решился. Вместо этого комендоры всех орудий, включая тяжелые, получили практику стрельбы из трехдюймовок. Да, это был не бог весть какой опыт, но все же это лучше чем ни чего.

Так же командиры и старпомы кораблей каждый день после захода солнца собирались на борту вспомогательного крейсера 'Урал', где они скрупулезно разбирали сигналы которые сегодня им подавал флагман. Очень важным было то, что командиры кораблей делились мнением о маневрах которые их суда выполняли в течении дня. В оставленной Часовских реальности подобные совещания происходили на русской эскадре крайне редко, в результате чего толку от всех эволюций было немного. К концу второй недели плавания эскадра научилась достаточно организованно выполнять простейшие маневры, и при повороте 'все вдруг' корабли теперь не разбредались кто куда.

10 мая для кораблей отряда Небогатова и некоторых других судов эскадры, которым подходили перевозимые транспортами 'Анадырь' и 'Иртыш' боеприпасы устроили стрельбы боевыми снарядами. Результаты стрельб были вполне неплохими — точность огня на дистанциях от 25 до 40 кабельтовых составила от 3 % до 7 %, что можно было принять за хорошее предзнаменование в преддверии надвигающегося сражения.

Бронепалубные крейсера 'Жемчуг' 'Изумруд' и 'Олег' были выделены в особый отдельный быстроходный отряд под командованием Коломейцева. Этот отряд при всех эволюциях эскадры всегда маневрировал совершенно отдельно. Постепенно еще одному попаданцу в прошлое удалось добиться полного понимания с командиром 'Изумруда', капитаном второго ранга бароном Ферзеном, который теперь как привязанный всегда держал одну и ту же дистанцию, на различных скоростях следуя в кильватере у 'Жемчуга'. На эти корабли, являвшиеся самыми быстроходными крейсерами как в русском так и в японском флотах Рожественский возлагал особые надежды в надвигающейся битве.

Упражнения по использованию беспроволочного телеграфа на русских кораблях теперь происходили постоянно. Иногда флагман передавал по радио приказ о начале того или иного маневра и не поднимая флажных сигналов начинал эволюцию, и горе было тем капитанам, чьи корабли выбивались из общего строя. На вечерних собраниях на борту 'Урала' они получали безжалостные разносы от адмирала за дурную постановку службы на вверенных им судах.

От следующей на север эскадры постоянно отделялись различные транспорты, которые загружались углем под завязку в портах Вьетнама и Китая и затем следовали в заранее определенную точку рандеву… Некоторые же из этих купцов уходили в никому, кроме русского адмирала, не известном направлении. У этих транспортных пароходов были отдельные задачи, о которых никто кроме Рожественского и двух его современников не знал.

Один из транспортов ушедших в китайский порт увез на своем борту младшего флагмана эскадры смертельно больного Дмитрия Густавовича фон Фелькерзама. Часовских отлично помнил, что этому адмиралу было суждено умереть 10 мая накануне сражения, и в той, оставленной им реальности старый Рожественский чтобы не деморализовать эскадру решил никому не сообщать о смерти младшего флагмана. В результате эскадренный броненосец 'Ослябя' вступил в сражение под флагом покойника, и с гробом адмирала на борту. Сейчас же обновленный Зиновий Петрович решил что роль второго флагмана было бы неплохо передать кому‑нибудь поздоровее и посмекалистей, поэтому фон Фелькерзама увезли на лечение в китайский порт, а роли младших флагманов на русской эскадре были перераспределены.

В промежутках между 8 и 12 мая от русской эскадры постепенно отделялись вспомогательные крейсера 'Терек', 'Рион', 'Кубань' и 'Днепр' которые ушли в самостоятельное плавание. В старой реальности им ставилась задача крейсерства у берегов Японии с целью отвлечь часть ее флота от Цусимского пролива, и тем самым дать русской эскадре пусть и небольшое, но все‑таки преимущество. Но в этом мире у обновленного Рожественского были свои, совершенно иные, планы касающиеся этих вспомогательных крейсеров. Каждому командиру уходящему в крейсерство перед отправлением был вручен секретный конверт, который было приказано вскрыть 13 мая в полдень. В этом конверте содержались подробнейшие инструкции о том, что им впредь надлежало делать.

За всеми этими постоянными заботами, маневрами и ежевечерними совещаниями дата генерального морского сражения между русским и японским флотом постепенно надвигалась. Русские корабли измученные многомесячным переходом почти бесшумно скользили по океанским волнам неумолимо приближаясь к острову Цусима, расположенному в Корейском проливе. Там многие из них должны были обрести свою морскую могилу, погибнув как и положено боевым судам не спуская гордо реющего на мачте военно — морского флага Российской Империи. А перед иными кораблями маячила сдача в плен, однозначную оценку которой не могли дать и 100 лет спустя, так как одна половина исторического сообщества считала эту капитуляцию русских судов величайшим позором в истории нашего флота, а другая половина полагала, что в той ситуации попросту не было иного выхода кроме плена, иначе бы все закончилось бесполезной гибелью судов и экипажей. Но в этой реальности у Второй Эскадры Тихого океана, благодаря кипучей деятельности трех людей, вооруженных знаниями войн которых еще не было, появлялся призрачный шанс рассчитывать на благополучный исход сражения, то есть на прорыв хотя бы части кораблей во Владивосток. Идущие по ночам, и как будто спящие русские суда периодически вздрагивали всем корпусом на крупных волнах, и можно было подумать, что им снятся попадания японских начиненных шимозой снарядов в небронированные части корпуса. Можно было даже представить себе, что у кораблей есть своя карма, и сейчас многие из них во сне переживали свою гибель, которая настигла их в другой реальности. Вот вздрогнул, как будто бы получил торпедное попадание от японского миноносца флагман русских броненосец 'Князь Суворов'. Вот его систершип 'Бородино' опасно качнулся всем бортом, и со стороны могло показаться что у него сдетонировал погреб с боеприпасами башни среднего калибра. А вот броненосец береговой обороны 'Адмирал Ушаков' во время ночных учений развернул башни главного калибра на левый борт, якобы намереваясь принять свой последний героический бой с двумя заведомо более сильными японскими броненосными крейсерами. Возможно корабли предчувствовали свою будущую почти неизбежную гибель, и сейчас видели сны, которые в иной реальности должны были стать пророческими.