Троллейбус без номеров - Александра Чацкая Страница 12

– Сашенька, доченька, помоги мне, пожалуйста. Я упала, ох, упала, у меня что-то с ногой, боюсь, что это перелом. Сашенька, пожалуйста, помоги мне! Мне так больно, Сашенька, Саша…

– Глупая попытка, Город, – хрипло пробормотала Саша. Воздух с шумом выходил из ее истерзанной бегом грудной клеткой. Вот поэтому у нее тройка по физкультуре. – От моей матери никогда ласкового слова не дождешься.

И тут Саша услышала… собственный голос. Такой детский, чуть охрипший от бега, и такой же немного шепелявый. Так же шипящий на вдохе.

– Я – это ты, Саша, ты – это я. Ты ведь прекрасно знаешь, что таким, как ты, нечего делать в таких местах, как твой дом и школа. Ты из другого мира, Саша, и я могу тебе помочь. Мы можем тебе помочь. Помочь узнать, кто ты и откуда взялась.

– Отвали.

– Помнишь троллейбус, Саша? А помнишь группу «Дип пёрпл»? Помнишь, как Иэн Гиллан просил расслабить его струны, и от звука музыки ты теряла голову? Ведь ты даже хочешь накопить на гитару, потому что та музыка у тебя в голове не дает тебе покоя, ты знаешь об этом, правда? Ты знаешь. И я могу тебе помочь. Я могу все тебе рассказать.

– Заткнись! – кажется, вместе с криком из Сашиных легких вышел последний воздух. – Заткнись, заткнись сейчас же, черт тебя дери! Я ненавижу тебя! Замолчи!

Но сколько не кричи, сколько себя не убеждай, от себя не убежишь. Почувствовав, как шея будто сама начинает поворачиваться, Саша закрыла глаза.

Зажмурила со всей силы и понеслась вперед, не видя дороги. Кто-то у нее в голове смеялся, буквально хохотал, истерически, больным смехом, клокоча, кто-то шептал, что она идиотка и это был ее последний шанс, но Саша продолжала бежать. Ветки деревьев хлестали ее по лицу, и она чувствовала, как по щекам бежит горячая влага – может, слезы, а, может быть, и кровь. Она неслась, не разбирая дороги – а потом хохот прекратился, и наступила тишина.

В изнеможении Саша упала на траву, открыла глаза и обернулась.

Город был в огне, и теперь она ясно понимала, что это был никакой не город, а просто пустые развалины. В развалинах раздался резкий, рваный, нечеловеческий, визжащий крик боли и ярости. Раздался – и исчез, будто его не бывало.

А потом город рассыпался в труху.

И тогда Саша с улыбкой поднялась и пошла вперед. К сияющей красной букве «М» и белому, будто фарфоровому, подземному переходу.

Спустилась в метро, доехала до своей станции и…

… проснулась.

Саша подскочила и, держась за сердце, попыталась отдышаться. Было ли это сном? Было ли это явью? Если бы Саша курила, она бы обязательно сейчас затянулась сигаретой, но ей всего тринадцать, а потому, прямо в пижаме и тапочках, она аккуратно в темноте открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Приникла грудью к раскрытому окну и отчаянно принялась ловить ртом воздух.

Было все еще темно, и в небе зиял лунный круг – такого правильного и такого реального цвета. Точно такой же обескураживающее реальной была и краска на стенах лестничной клетки – блекло-зеленая, совершенно непримечательная и абсолютно холодная.

Саша устало прислонилась к стене и прикрыла глаза.

Что есть реальность и что есть сон? И если туристы существовали, то куда они делись? Существуют ли ловушки? А если существуют, можно ли попасться в них, будучи в реальности? На всякий случай Саша даже посмотрела на цифру «девять» на стене, вспомнила, что в доме всего девять этажей, и успокоено выдохнула: наверху был всего лишь чердак.

Никаких туристов. Никаких бородатых, сумасшедших Эриков, которые просят помочь им проснуться. Никаких чудищ, принявших облик ее близких. Ничего. Только серая спокойная жизнь.

И никогда эта самая унылая серая спокойная жизнь не казалась Саше такой привлекательной.

Было всего пять тридцать утра, и свежий ветер хлестал холодом по ногам. Саша стояла в одной пижаме, смотрела в окно своей старой, дышащей на ладан панельки, разглядывала какой-то пустырь и улыбалась. Жизнь – настоящая, неиллюзорная жизнь безо всяких странностей была всеобъемлюще прекрасна, и это ей нравилось.

* * *

Стрелка на часах невыносимо медленно отсчитывала секунды, складывавшиеся в минуты, до звонка. Сашка за ней следила внимательно, чтобы в заветный момент рвануть домой. Зевота одолевала ее, свидетельствуя не о недостатке кислорода или желании поспать, а лишь о скуке, которую навевала окружающая обстановка. Разве эти серые будни сравнятся с Городом, Туристами или Эриком? Слишком банально, не то что ночные приключения.

– Саш, ты че такая сонная? – Аня пихнула ее в бок. – Небось, опять, вместо того, чтобы спать по ночам, сидела, дедушкины книги читала?

Скучно. Очень скучно и предсказуемо. Ее одноклассники вообще, на самом деле, ребята смешные – и чего Сашка так на них злилась? Занимаются своими школьными делами, ходят после школы во всякие секции, задирают ее, например.

Шепчутся – и пусть шепчутся. Они-то не были в Городе. Они не вытаскивали из заброшенного парка на краю вселенной полностью обезумевшего от страха взрослого мужика. Максимум, что у них происходило веселого – это хлебнуть после школы пива, да и то, если удастся найти того, кто продаст.

– Саша! – тычок в бок был настолько ощутимым, что она даже невольно охнула от боли, привлекая внимание биологички. К счастью, этот бульдозер, а не женщина лет сорока, только покачала головой – а совесть Сашки уже взыграла, заставив ее опустить взгляд и начать переписывать тему с доски. Вот черт, она так ничего и не написала: слишком была погружена в свои мысли. Чертова биология…

Саша ненавидела биологию так сильно, что даже оставила свою детскую мечту стать врачом. Биология официально считалась самым скучным уроком в школе, и многие ее однокласники обычно даже не доходили до кабинета. Их можно было понять – седьмой урок, ты уже отсидел на алгебре, выдержал геометрию, написал целое чертово сочинение, больше всего на свете хочешь домой – и тут тебе прямым текстом говорят, что нужно сидеть и переписывать параграф.

Так урок и проходит каждую неделю: что-то вещает биологичка, удачливые ребята на последних партах открыто рубятся в телефоны, неудачники на передних рядах рубятся в телефоны чуть менее нагло.

У Саши нормального телефона никогда не было, да и хорошая оценка в аттестат ей просто-напросто необходима – иначе мать снова на несколько недель перестанет с ней разговаривать, и вообще будет делать вид, будто Саши не существует в природе. А потому, когда все развлекаются, Саша сидит и конспектирует параграф об амебах. Тупая, бессмысленная работа, от которой болит рука, но Саша все равно продолжает.

– Мамонтова, потише там!

– Извините, пожалуйста, – Саша опустила взгляд вниз еще сильнее. Ненадолго конечно – стоило биологичке перевести взгляд на доску, и Саша тут же повернулась к Ане.

– Ну, чего тебе? Не видишь, я занята. Мне параграф надо законспектировать.