Дань псам. Том 2 - Стивен Эриксон Страница 12

У них не бывает подозрений. И они не думают о том, как меня убить.

– Чтобы ужин к закату был готов, – объявил Гэз, срываясь с места.

Она смотрела ему в спину. Под ногтями темнели полумесяцы комковатой золы, будто бы она разгребала руками погребальное кострище. Что она, собственно, и сделала, только Гэзу о том знать не нужно. Ему вообще ничего знать не нужно.

Будь овощем, Гэз. Ни о чем не беспокойся. Пока не наступит пора урожая.

Вол, тот был слишком туп, чтобы беспокоиться. Если бы не изматывающие нагрузки и достающиеся время от времени пинки, он был бы вполне доволен собственным существованием, навсегда налаженным порядком, в котором день сменяется ночью, ночь – днем, и так раз за разом до бесконечности. Все, что требуется, это изобилие пищи и жвачки, время от времени глотнуть воды и лизнуть соли, а всех кровососов этого мира – мух, клещей и блох – пусть чума заберет. Если бы вол был способен на мечты о рае, мечты эти оказались бы очень простыми – как, собственно, и сам рай. Простая жизнь позволяет избежать беспокойства, проистекающего из сложности окружающего мира. К сожалению, платить за это приходится отсутствием рассудка.

Подтвердить эту истину могут и другие искатели рая – например, пьяницы, что, пошатываясь, выбираются на рассвете из таверн с размякшими, затуманенными мозгами. Те, кто в бесчувствии валяется по курильням дурханга и д'баянга, неторопливо ползут в том же направлении. Разумеется, обретаемая ими в конце концов простота зовется смертью, но и особых усилий, чтобы пересечь черту, от них не требуется.

Вол, мыслям которого вся заключенная в этом ирония была (само собой) недоступна, втащил свою телегу в проулок, куда выходили задворки сразу нескольких курительных притонов, и трое истощенных прислужников принялись загружать ее урожаем мертвецов прошедшей ночи. Стоящий сбоку с кнутом погонщик сплюнул бурую от ржавого листа слюну и молча указал на еще одно тело, валяющееся в канаве у черного хода. Прислужники, недовольно бурча, направились к трупу, чтобы взять его за руки-ноги, оторвать от брусчатки и закинуть в телегу. Один вдруг охнул и отшатнулся, его примеру через мгновение последовали двое других.

Какое-то время после этого вола никто не тревожил – люди лишь суетились вокруг, появлялись и исчезали новые лица. Запах смерти вол чувствовал, но он был ему привычен. Во всей окружающей суматохе животное под ярмом являло собой островок спокойствия, наслаждаясь заполнившей проулок тенью.

Городской стражник, у которого с самого утра опять ныло в груди, похлопал вола по широкому боку и протиснулся рядом. Потом присел на корточки рядом с трупом.

Еще один, избит до такой степени, что и на человека-то почти не похож. Во всем лице ни единой целой косточки не осталось. Глаза вытекли. Зубов почти нет. Но бить его после этого не перестали. Перебили трахею – что, по всей видимости, и явилось причиной смерти, – потом принялись молотить по грудной клетке. Использованное при этом оружие оставляло короткие, продолговатые, неровные кровоподтеки. Как и в предыдущих случаях.

Стражник поднялся на ноги и обратился к прислужникам из курилен:

– Ваш клиент?

Все трое непонимающе уставились на него, потом один раскрыл наконец рот:

– Откуда нам знать, Худа ради? У него и лица-то не осталось.

– А одежда? Рост, телосложение, цвет волос – видели вы прошлой ночью кого-нибудь…

– Господин, – перебил его прислужник, – если это и клиент, то из совсем новых – видите, он еще не отощал. И одежда чистая, ну, то есть была, пока он не обделался.

Стражник все это тоже успел заметить.

– Так, может, это действительно клиент из новых?

– В последние дни у нас таких не было. Заглядывал кое-кто из нерегулярных посетителей, ну, знаете, из тех, кто всерьез не подсел, но этого мы не припоминаем – если судить по одежде и волосам.

– Тогда как же он оказался в проулке?

Ответа ни у кого не нашлось.

Достаточно ли у стражника теперь оснований, чтобы вызвать некроманта? Только если жертва окажется из приличных. Но одежда на вид не слишком дорогая. Скорее из купцов или средней руки чиновник. В таком случае что он делал в трущобах Гадробийского квартала?

– Это даруджиец, – заметил он.

– К нам они заглядывают, – отозвался разговорчивый прислужник, чуть заметно ухмыльнувшись. – К нам забредают и из Рхиви, и из Низины, даже баргасты случаются.

Да, в убогости все равны.

– В телегу его, к остальным.

Прислужники взялись за труп.

Стражник смотрел, как они работают. Потом скользнул взглядом в сторону погонщика, всмотрелся в морщинистое лицо, в ржавые потеки на покрытом щетиной подбородке.

– У тебя заботливая жена?

– Чего?

– Вол выглядит довольным и ухоженным.

– О да, господин, так оно и есть. Понимаете, мухи-то, они мешки предпочитают.

– Что предпочитают?

Погонщик прищурился и шагнул поближе.

– Трупы, господин. Я их мешками называю. Я изучал разные важные вещи, много про них думал. Про жизнь и все остальное. Как оно все работает и что происходит, когда жизнь прекратится.

– Вот оно как. Ну, что ж…

– Любое тело, господин, сделано из одних и тех же частичек. Только они такие крохотные, что без специальной линзы и не разглядеть – но я себе такую заказал. Совсем маленькие. Я их называю мешочками. А внутри каждого мешочка есть еще такой кошелечек, он там вроде как плавает. Думается, в этом-то кошелечке записи и хранятся.

– Что хранится, прошу прощения? Записи?

Погонщик быстро кивнул и после паузы – чтобы извергнуть поток коричневой слюны – продолжил:

– Насчет того, что это за тело. Собака, или кошка, или зеленая муха-кожеедка. Или человек. И разное другое – цвет волос, или глаз, или что там еще, – все значится на записях в кошелечке внутри мешочка. Понимаете, это вроде как указания, чтобы мешочек знал, каким он должен быть мешочком. Одни мешочки идут на печень, другие – на кожу, на мозги, на легкие. А мешочки эти мать с отцом сшивают, когда дитятю себе заделывают. Из двух половинок сшивают, понимаете, господин, потому-то детвора сразу и на мамку, и на папку похожа. Вол вот этот тоже из мешочков сделан, примерно таких же, вот я и прикидываю – если половинку такого мешочка да сшить с половинкой человеческого, это ж подумать только что может выйти?

– Думается, что-то такое, уважаемый, что придется тебе со всех ног бежать из города, а иначе камнями забьют.

Погонщик нахмурился.

– Вот в этом-то с миром вся и беда. Нелюбопытные вы!

– Встреча очень важная!

Искарал Прыщ лишь кивнул, не переставая обольстительно улыбаться. Сордико Куолм вздохнула.