Мекленбургская принцесса - Иван Оченков Страница 12

— А если полякам все-таки удастся выгнать его из Москвы?

— Это вряд ли. Видишь ли, пока что Речь Посполитая гораздо сильнее и многолюднее, чем его царство, но её государственное устройство ни за что не позволит королю сосредоточить всю свою мощь в одном месте. Сигизмунд Ваза — всего лишь марионетка в руках польской аристократии и они никогда не дадут ему усилиться.

— Значит, нам нужно в Россию?

— Сначала доберитесь до Мекленбурга, туда этот пожар не скоро перекинется.

— Но Катарина Шведская нам точно не обрадуется.

— В таком случае, отправляйтесь в Померанию. Я говорила с моими братьями, они обещали принять вас.

Пока герцогиня наставляла Марту, Шурка внимательно прислушивалась к её словам, жадно впитывая информацию. Многое было непонятно, но она надеялась во всем разобраться позднее. Её серьезность не осталась незамеченной и бабушка ещё раз ласково улыбнувшись, спросила:

— Ты все поняла, малышка?

— Да.

— И что же?

— Если вашего высочества не станет, нам с матушкой туго придется.

На лицо Клары Марии набежала тень, но она справилась с волнением и показала девочке небольшой ларец, стоявший на её столе.

— Подай мне его, дитя мое.

Получив требуемое, она откинула крышку и показала Марте с дочкой его содержимое.

— Когда ты родилась, я распорядилась купить небольшой домик в Ростоке. Вот купчая и дарственная на него. Даже если с твоим титулом ничего не выйдет, вы сможете жить в нем, и никто не посмеет его отобрать у вас с матерью. Но, надеюсь, до этого не дойдет.

— Вы так добры, Ваше Высочество, — начала благодарить её камеристка, но герцогиня остановила её жестом.

— Я немного устала, — слабым голосом сказала она. — Ступайте пока, а мне надо отдохнуть. И не забудьте взять документы.

— Как прикажете, — присела в книксене Марта и выразительно посмотрела на дочь.

Шурка, спохватившись, тоже попыталась изобразить нечто подобное, но у нее, в отличие от матери, получилось куда менее изящно. Затем они вышли из покоев герцогини и отправились к себе. Их комната находилась не слишком далеко, и они скоро добрались

— Бабушка и вправду так плоха? — осторожно спросила девочка.

— Не знаю, но нам нужно быть готовыми ко всему.

— Ты поэтому учишься фехтованию?

— Верно.

— А когда научишь меня?

— Тебе нужно еще немножко подрасти и окрепнуть. Для того, чтобы работать шпагой нужны силы.

— Я сильная!

— Судя по тому, как от тебя улепетывали мальчишки, это действительно так. Кстати, а чем вызвана подобная к ним немилость?

— Гюнтер — свинья! — поморщилась Шурка и непроизвольно вытерла губы ладонью.

— Что случилось?

— Мы играли в жмурки, и мне досталось водить. А когда я поймала его, он вдруг взял, да и обслюнявил меня.

— Что?!

— Ну, говорю же, что этот недоумок полез ко мне целоваться. Ей богу, я бы прибила его, но он слишком быстро бегает! И нет в этом ничего смешного…

— Не сердись, — воскликнула Марта, продолжая смеяться, и обняла Шурку. — Давай-ка лучше причешем тебя, а то в следующий раз никто не захочет целоваться с такой растрепанной девочкой. А еще тебе надо умыться!

— Больно надо мне целоваться с кем попало, — пробурчала дочь, но не стала перечить и принялась приводить себя в порядок.

Ей очень нравилось, когда мать расчесывала и заплетала её длинные волосы. Это было так странно и необычно, ведь в своем времени она носила мальчишескую прическу, но всякий раз, когда Марта бралась за гребешок, девочка млела от восторга.

— Ну вот, теперь ты и впрямь похожа на маленькую принцессу, а не на атамана разбойников, — заявила женщина, закончив работу.

— Ты и впрямь думаешь, что отец признает меня?

— А почему нет?

— Ну, не знаю, все эти годы он прекрасно обходился без нас, наверняка сможет делать это и дальше.

— Не говори так!

— А разве это не правда?

— Нет! Просто он очень далеко.

— В Москве?

— Да в Москве. В тех краях постоянно идет война, то с поляками, то с татарами. Даже его жена — герцогиня Катарина не рискует туда ехать с детьми.

— А он там безмерно страдает и мучается в разлуке!

— Какая же ты злая…

— Прости, мамочка, — повинилась Шурка, увидев, что её слова неприятны Марте. — Просто я думаю, что если меня признают принцессой, нас с тобой могут разлучить.

— Это еще почему?

— Потому что герцогиня Катарина рано или поздно отправится к мужу в Россию и станет там царицей. И боюсь, ей не очень-то понравится, если ты будешь рядом.

— Это точно.

— Вот поэтому нам лучше держаться подальше и от Москвы и от моего папаши. И если бабушка подарила нам дом, мы прекрасно можем жить в нем.

— Ты так думаешь?

— Ну, конечно! Ты выйдешь замуж за хорошего человека и родишь мне братика или сестричку. А я буду помогать тебе их нянчить.

— Мария, что ты такое говоришь!

— А что такого я сказала? Ты еще молода и красива и вполне можешь устроить свою жизнь.

— Прекрати этот разговор немедленно!

— Все, молчу!

— Вот негодная девчонка, — возмущению матери не было предела. — Как тебе не стыдно говорить мне такие вещи?

— Просто я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты была счастлива!

— Боюсь, это невозможно, — грустно сказала Марта и закрыла лицо руками.

«Боже мой, она все еще сохнет по нему», — сообразила Шурка, и ей стало невыносимо стыдно. Вскочив с места, она подошла к ней и крепко обняла.

— Мамочка, прости меня, — прошептала она. — Я вовсе не хотела тебя огорчать.

— Я не сержусь, — ответила та дрогнувшим голосом. — Просто никогда больше не заводи таких разговоров со мной.

— Не буду, — тут же пообещала ей дочь, с горечью подумав про себя, что сама в своей прошлой-будущей жизни была такой же.