Конец Смуты - Иван Оченков Страница 11

Наконец надо было провозгласить мое имя, и Аврамий и Ионой почти одновременно спросили, как меня наречь по имени и отчеству. Вопрос был не простой, если имя вполне соответствовало ожиданиям моих новых подданных, то отчество, увы, нет. Времени на раздумья не было, и я спросил: кто был последним законным государем в Москве. Святые отцы сами не раз приводившие народ к присяге самозванцам, замялись, но я спросил еще: кого нынче поминает православная церковь и все присутствующие заулыбались ибо в день сей поминали Федора Стратилата.

— Последним законным нашим царем был Федор Иоаннович! — крикнул на весь храм Вельяминов и тут же продолжил, — Многая лета государю Иоанну Феодоровичу!

Проснувшись, я какое-то время лежал, прокручивая про себя снова и снова день моего избрания на царство и миропомазания. Захотев пить протянул руку за ковшом оставленным с вечера, но вместо того чтобы достать неловко уронил его, переполошив лежавших на полу Никиту и Кароля игравших сегодня роль моих спальников. Вообще, обычно спальники мои спят дальше, за ширмами, но вельяминовский терем не велик и все в нем с должным порядком не помещаются.

— Что случилось, мой герцог, ой простите ваше величество, — сонно спрашивает по-немецки Лёлик никак не могущий привыкнуть, что я из герцога стал царем.

— Да ничего страшного, спите, — пытаюсь я успокоить своих ближников.

— Испей государь, — подает мне ковш с квасом успевший проснуться и все сообразить кравчий.

Пока я пью мои приближенные быстро приводят себя в порядок, показывая всем видом что готовы служить своему господину. Увы, как я не старался, но прежних отношений между мной и фон Гершовым нет. Известие об измене брата продолжает угнетать Кароля и, хотя с всячески подчеркиваю свое к нему доверие и приязнь, мы все больше отдаляемся друг от друга. Он как я и обещал, командует моей гвардией, в смысле продолжает командовать моими драбантами драгунами, просто повышен в чине до полковника. Драгун тоже стало больше, за счет влившихся в их состав русских дворян и боярских детей. Хочется развернуть этот регимент в драгунский полк и иметь к началу похода на Смоленск полноценное боевое соединение. В прочем в драгуны, узнав что там учат еще и пешему бою, дворяне идут не так охотно, как в рейтары. Видимо их тактика боя кажется им более приличной для людей благородного сословия.

— Ну, что? Раз все проснулись, так давайте умываться! — весело командую своей банде и мы гурьбой несемся на улицу чтобы натереться снегом.

Пока мы Вельяминовым получаем изобилие свежести при полном отсутствии калорий, фон Гершов с нескрываемым ужасом смотрит на наши процедуры. Бедолага Кароль никак не привыкнет к этим варварским забавам, и с ужасом смотрит как Никита, зачерпнув своими лапами целый сугроб, начинает растираться снегом. Я не могу не воспользоваться тем, что он потерял бдительность и, подкравшись сзади, сыплю померанцу изрядную горсть снега за шиворот. Бедолага Лёлик начинает орать благим матом, а Никита просто киснет от хохота. Это, определенно непорядок, и я, слепив снежок, запускаю его в своего кравчего. Такой подлости Вельяминов не ожидал, но быстро ориентируется и отвечает мне той же монетой.

— Кароль, какого черта ты стоишь, не видишь разве в твоего сюзерена стреляют? Лепи снежки и кидай в Никиту! — кричу я вконец обалдевшему фон Гершову.

Из амбаров и подклетей начинают вылезать ночевавшие там холопы и рейтары и недоуменно смотрят как царь и его ближники играют в снежки. Наконец немного уставшие и довольные мы вбегаем в терем, где нас ждут с рушниками Алена и несколько служанок. Вытираясь и подшучивая друг на другом мы готовимся к завтраку.

Ни чай ни кофе нам пока недоступны, так что мы пьем горячий сбитень с вкуснейшим ржаным хлебом. Тем временем вокруг вельяминовской усадьбы начинают собираться местные помещики с холопами приехавшие на охоту. Первым приезжает Телятевский, а за ним начинают подтягиваться и прочие. Никита одевшись и снарядившись выходит к ним, а я оставшись наедине с Каролем, спрашиваю его:

— Что тебя тревожит, друг мой?

— О чем вы, ваше величество?

— Брось парень, я не худо тебя знаю. Тебя что-то беспокоит, но ты молчишь и мучаешься, я же вижу. Скажи мне, что у тебя на душе.

— Все хорошо, ваше величество, лучше и быть не может.

— Вот как?

— Конечно. Посудите сами мой кайзер (теперь Лёлик называл меня так), два с небольшим годом назад я нанялся к принцу изгнаннику, у которого не было ни кола ни двора. Теперь вы властелин огромной страны, а я полковник вашей гвардии. Чего я еще могу желать?

— Ну, в этом смысле ты, несомненно, прав. Мы и впрямь много добились, но все же ты не весел и я спрашиваю тебя почему?

— Как вам сказать, ваше величество, это может прозвучать странно, но я скучаю по тем временам, когда у нас с вами ничего не было. Помните, вы любили тогда графиню Спаре, а мы с братом сопровождали вас когда вы отправлялись к ней на свидания. Мы были молоды, но веселы и беззаботны.

— Помню, как не помнить, вы тогда с Болеком тоже не оставались в накладе. У служанок графини были такие довольные лица, что этого трудно было не заметить. Да веселое было времечко. Ты, верно, скучаешь по брату?

— Да, скучаю. По брату, по Манфреду, по той жизни, которую мы вели…

— Ну, прекрати дружище, я тоже по ним скучаю, но почему ты о нашей молодости говоришь в прошедшем времени? Нам нет еще и двадцати, мы молоды, сильны и если раньше мы могли рассчитывать только на себя, то теперь у нас есть целая армия!

Услышав мои слова Кароль встал, прошелся, явно нервничая, а затем снова опустился на лавку и решительно произнес:

— И это тоже беспокоит меня, ваше величество.

— Объяснись.

— Видите ли, мой кайзер, у вас действительно появилось много сторонников или людей, которых вы таковыми считаете. Но я очень боюсь, что ваше доверие к ним напрасно. Дьявол силен и даже мой несчастный брат, обязанный вам всем, не смог устоять перед его посулами. А эти люди, которые вас теперь окружают… я не знаю чего от них ждать. Они непонятны мне и я боюсь опять не успеть, как это случилось в том чертовом лесу под Псковом.

— У тебя есть какие-то подозрения, по поводу окружающих меня людей?

— О, нет! Если я и уверен в ком то, то это Вельяминов и Казимир которого все теперь почему-то называют Корнилием. Они, да еще, возможно, этот хитрый стрелецкий сотник Анисим, вот люди, которые вам никогда не изменят. Но рядом с вами теперь не только они. Все эти князья, бояре и думные дьяки. Среди них есть, конечно, люди достойные и благородные, вроде Пожарского, но их меньшинство. А остальные когда вы отворачиваетесь, ваше величество, смотрят так, как будто примеряются куда ловчее ударить. И я боюсь, что не успею встать между ними и вашим величеством.

— Ты ждешь измены?

— Да! Вы для них слишком молоды, слишком удачливы, слишком умны. Впрочем, в последнем они еще не уверены и только поэтому вы до сих пор живы. Многие из них надеются что вы просто удачливый искатель приключений ничего не понимающий в политике и хозяйстве. Но я-то знаю что вы не таковы. Когда-нибудь они тоже обнаружат что ошибались на ваш счет и тогда берегитесь! Я просто сердцем чую опасность, и схожу с ума от того что не могу ничего предпринять.