Марсиане - Ким Стэнли Робинсон Страница 11

Ночь напролет в раздумьях.Пять миль – восток, где встает солнце.И кровь лишь в жилах наших бьется —Мы на краю, под нами – пропасть.И только солнце одно в действеДа кровь бурлит, кипит с восходом.Но сколько зреть еще закатов?В какой дали стоит наш дом?Тут звезды гаснут. Трещат скалы —И страха словно не бывало.Все, тише, тише. Мир, покой…

Это было красиво, подумала Айлин, – красиво благодаря тому человеческому, что было в ландшафте. Она оделась вместе с остальными, сознательно отвернувшись от Джона Ноблтона, пока копалась в своем ящичке в тележке, а затем они принялись готовить ужин. Еще через час с лишним Олимп заслонил солнце, но небо осталось освещенным – розовое на западе, к востоку оно постепенно чернело. В этом освещении они приготовили и съели придуманное Роджером густое овощное рагу с вроде бы свежим французским багетом и кофе. Большинство в группе на протяжении дня не выходили на общую частоту, поэтому сейчас все обсуждали то, что видели в пути. Это было особенно интересно потому, что днем они, как правило, исследовали разные каньоны. Главный каньон, по которому они шли, представлял собой сухой овраг оттока, который образовался после сильных паводков, вызвавших трещину в крупном наклонном плато. Он был относительно молод, как заметил Роджер, – то есть возник около двух миллиардов лет назад, позднее большинства высеченных водой марсианских каньонов. Ветровая эрозия и эрратические валуны причудливых форм, образовавшиеся в результате вулканических бомбардировок горы Олимп, дали исследователям множество поводов для обсуждения: уступчатые пляжи вокруг давно исчезнувших озер, извилистые русла рек, застывшие комья лавы в виде гигантских слез или окрасившиеся таким образом, что становилось несомненным присутствие большого количества определенных газов в гесперийской атмосфере… Последнее, плюс то, что эти каньоны были высечены водой, естественным образом вызывало множество рассуждений о возможности жизни на древнем Марсе. В результате потоки воды и свойства камней создали формы такие фантастические, что все это напоминало произведения некого инопланетного искусства. И они говорили об этом с воодушевлением и вдаваясь в такие домыслы, какие, пожалуй, способны привнести лишь дилетанты. Ареологи воскресных газет, подумала Айлин. Среди них не было настоящих ученых – она сама была здесь ближе всех к науке, да и то знала лишь кое-какие основы ареологии. Тем не менее сейчас она слушала с интересом.

Роджер, однако, никогда в этих вольных беседах не участвовал и даже не слушал, о чем они говорили. Сейчас, например, он был занят установкой своей койки и стены импровизированной спальни. В шатре имелись панели, которые могли скрыть от остальных одного или двух спящих, но никто, кроме Роджера, ими не пользовался – все предпочитали лежать под звездами вместе. Роджер установил две панели вдоль наклонной стороны купола, оставив места ровно столько, чтобы влезла койка, и так, чтобы сверху осталась низкая прозрачная крыша. Таков был очередной его способ отстраниться от остальных, и Айлин, наблюдая за ним, лишь удивленно качала головой. Гиды в экспедициях чаще оказывались дружелюбными ребятами – но как удавалось делать свою работу ему? Были ли у него постоянные клиенты? Устраивая койку себе, она смотрела на него: он был из высоких марсиан, много выше двух метров (ламаркизм снова вошел в моду: чем больше у человека поколений предков было марсианами, тем выше он вырастал, что было истинно и для самой Айлин – марсианки в четвертом поколении, то есть йонсея), с вытянутым лицом, длинным носом, неказистый, как член английской королевской семьи… Длинные его ступни становились неуклюжими, стоило только снять ботинки… В тот вечер он, однако, присоединился к ним, что делал отнюдь не всегда, и когда темно-красное небо стало совсем черным и наполнилось звездами, они зажгли фонарь. Расставив себе койки, они сели на них или на пол поблизости и, освещенные тусклым светом, продолжили разговор. Кевин и Доран принялись играть в шахматы.

У Айлин впервые спросили что-то относящееся к ее специализации. Действительно ли в южных горах сохранилась кора от обоих древних полушарий? Правда ли ровная линия трех больших вулканов Фарсиды указывала на горячую зону в мантии? Все это тоже относилось к ареологии воскресных газет, но Айлин отвечала как могла. Роджер будто бы тоже слушал.

– Как думаешь, будет когда-нибудь марсотрясение, которое мы почувствуем? – спросил он с ухмылкой.

Остальные рассмеялись, и Айлин почувствовала, что покрылась румянцем. Это была известная шутка, и он ее продолжил:

– Ты уверена, что сейсмологи не придумывают эти марсотрясения, чтобы обеспечить себя работой?

– Ты сам проводишь здесь достаточно много времени, – ответила она. – И однажды когда-нибудь щель раскроется и ты в нее провалишься.

– Это ей так хочется, – вставил Иван. Противостояние между ними, разумеется, не оставалось незамеченным.

– Так ты думаешь, когда-нибудь я смогу это почувствовать? – продолжил Роджер.

– Разумеется. Такое случается каждый день тысячи раз.

– Но это потому, что ваши сейсмологи регистрируют каждый шаг по планете. Я имею в виду что-то серьезное.

– Ну конечно. Я даже не знаю никого, кто бы еще больше заслуживал встряски!

– Может даже, придется воспользоваться шкалой Рихтера, а?

Это было уже нечестно: чтобы заметить низкоинтенсивные колебания, необходима была шкала Харроу. Но позднее в этом же разговоре Айлин смогла отыграться. Шерил и миссис Мицуму спросили Роджера, где он бывал, сколько экспедиций провел и так далее.

– Я гид по каньонам, – в какой-то момент заявил он.

– Так когда ты дорастешь до долин Маринер? – спросила Айлин.

– Дорасту?

– Ну да, это же конечная цель всех каньонщиков?

– Ну, в некотором роде…

– Тебе стоило бы поторопиться – как я слышала, чтобы их изучить, нужна чуть ли не целая жизнь, – Роджеру на вид было лет сорок.

– О, не для нашего Роджера, – вмешалась миссис Мицуму.

– Никто не может выучить Маринер, – возразил Роджер. – Они тянутся восемь тысяч километров, и от них отходят сотни боковых каньонов…

– А как же Густафсен? – спросила Айлин. – Я думала, он и еще пара человек знают там каждый дюйм.

– Ну…

– Лучше бы тебе уже готовиться туда перевестись.

– Ну, вообще я сам люблю Фарсиду… – начал объяснять он тоном таким извиняющимся, что вся группа расхохоталась. Айлин улыбнулась ему и отошла, чтобы налить чай.

Когда всем раздали по чашке, Джон и Иван переключили разговор на другую излюбленную тему – терраформирование каньонов.

– Эта система будет такой же красивой, как Лазули, – заявил Джон. – Можете себе представить, как вода будет бежать по тем проходам, где мы сегодня шли? Везде будет расти трава, будут летать вьюрки, в трещинах поселятся рогатые ящерицы… альпийские цветы придадут всему этому какие-нибудь цвета.