Ариман. Сборник - Джон Френч Страница 11

«Контроль…»

Кнекку снова взглянул на открытые страницы. Он потратил ценное время, отыскивая гримуары и добывая свитки из хранилищ, которые были не вполне частью реальности. По пергаментам тянулись символы и письмена. Над ними висело марево — знания, скованные в их субстанции, тянулись ввысь. Он напрягся, собираясь отвернуться и начать следующий ритуал призыва и сковывания, но не шелохнулся, продолжая смотреть на книги. Каждая из них была записью видения о месте, которое те, кто ведал о его существовании, называли Лабиринтом. От снов прорицателей и до слов, которые под пытками выдавливали из себя демоны, все, что Кнекку сумел найти, лежало в нескольких шагах от него.

Его рука дернулась, словно чтобы подняться и взять один из свитков.

Мало кто из его рода не слышал о Лабиринте, но большинство предпочитало не говорить об этом, а если кто и тратил силы на погоню за его тайнами, то не распространялся о своих изысканиях. Сам Кнекку знал о нем от демонов и никогда не пробовал найти. До этого времени.

Поговаривали, что Лабиринт был везде одновременно — и никогда не существовал. Его коридоры были созданы из кристалла, что отражал каждую правду и ложь. Он был варпом, но также и настоящим местом, по которому можно было пройти так же, как по лабиринтам, построенным, дабы приводить в замешательство умы смертных. Он был как метафорой, так и реальностью. Все и всякий, когда-либо существовавший, находился внутри Лабиринта. И если Магнуса и можно было где-то разыскать, то только там.

«Нет», — подумал колдун. Не стоило искать дальше. Он и так провел слишком много времени, копаясь в тайных знаниях, и не мог тратить еще больше. Магнус был его владыкой и королем. Раз его не было с ними, то на это имелись причины, которые ему следовало уважать.

Да. Разве могло быть иначе? Предвидение и сила Алого Короля не ведали границ. Да, дело в этом.

Да.

Но…

Но если он исчез не по своей воле? Кнекку помнил чувство усталости, окаймлявшее ауру присутствия Алого Короля, когда он явился к нему в башню. Что, если что-то ослабляло его? Что, если он потерялся в Великом Океане?

Кнекку начал было отступать, но не сумел.

Что, если отец нуждается в нем? Его взгляд упал на серебряный атам, лежавший возле страниц открытой книги, на которых свивалась выведенная черными и красными чернилами диаграмма с ритуальными символами. Кнекку заколебался. В Лабиринте он найдет ответы.

Он шагнул ближе, и страницы зашелестели под воздействием статики.

+Кнекку?+ — вонзилось в его разум, не дав сделать следующий шаг, послание Сар’ика.

+Брат+, — отозвался тот, обуздав и стерев гнев, вспыхнувший прежде, чем он успел остановить его.

+Мастер, Кнекку. Не брат. Мы пока на войне+.

+Прошу прощения, мастер+.

Внезапный выговор подсказал, что от Сар’ика не укрылась задержка в выполнении задачи. Впрочем, Кнекку не мог сказать, знал ли тот о причине либо только догадывался о ней. Он скрыл изучение Лабиринта от всех глаз и разумов, кроме собственного, но на Планете Колдунов сохранить тайны было очень непросто.

+Ты отправил наблюдателей в течения?+

+3адача близка к завершению-1-.

+Ты закончишь ее без промедления, а затем вместе с остальными будешь поднимать новые башни в небо+.

Кнекку отвернулся от гримуаров и на мгновение закрыл глаза.

«Контроль…»

+Да… мой мастер+.

+Я могу освободить тебя+.

В разуме Мемунима раздался голос Берущего Клятвы. Он пришел в себя. Его голова дернулась, и от движения шипы ошейника погрузились в шею. Воина пронзила боль. Разум инстинктивно потянулся в эфир, но в него мгновенно впилась белая агония, швырнув обратно в плоть. Мышцы свело судорогой, дыхание со свистом вырвалось сквозь зубы. Он попытался призвать силу в свои мысли, но боль усиливалась, и Мемуним ощутил, как вари вытекает из хватки. Он моргнул, и камера заточения резко обрела фокус.

Он висел на цепях, идущих к охватившим его запястья и шею грубым стальным оковам. Они отняли у него глаз и содрали кожу с рук. Руны, вырезанные на темном металле, пылали раскаленно-красным цветом на границе внутреннего взора. Ржавчина и запекшаяся кровь брызгами расцветали на узких стенах. Единственный желтоватый свет исходил из клетки над ним, вокруг забившейся решетки в полу скопилась дурно пахнущая жидкость.

Берущий Клятвы стоял у запертой двери.

— Я… не… буду… служить, — с трудом выдавил из себя Мемуним.

Берущий Клятвы шагнул ближе. Тошнотворный желтый свет заблестел на бронзовых доспехах, и маслянистые тени пролегли по когтям, крыльям и лапам, покрывавшим их поверхность. Сверкнул единственный синий сапфир, вправленный в центр безликого шлема Берущего Клятвы.

Мемуним скривился и сплюнул. Сгусток кислотной слюны вперемешку с кровью зашипел, обращаясь в пар, прямо над поверхностью бронзовых доспехов. Он почувствовал, как что-то хрустнуло у него в груди, и опустил взор.

+Не думай, что ты такой один, Мемуним, — послал Берущий Клятвы. — Ты не один. Когда-то я был таким же, как ты+.

Слова удивили Мемунима, и он поднял взгляд прежде, чем успел остановить себя. С тех пор как его забрали из башни, была лишь боль. Это не беспокоило его, даже когда у него забрали левый глаз и сняли кожу с рук. Он был существом, тело и разум которого сотворили так, чтобы преодолевать боль куда большую, чем мог причинить нож.

+Ты такой не один+, — снова послал Берущий Клятвы.

Мемуним посмотрел в ответ. На мгновение слова задели в нем какую-то струну, но то была ерунда, просто очередная поза. Он умрет. Мемуним знал это, и теперь, когда неизбежное наконец пришло, он испытал нечто похожее на облегчение.

+Еще один удар сердца, — продолжил Берущий Клятвы, — еще одна секунда будущего, становящаяся прошлым. Жизнь в конечном итоге лишь привычка+.

Берущий Клятвы — который в разрушенной башне назвался Астреем — потянулся и снял шлем. Лицо под ним оказалось не таким, каким он запомнил его в последний раз. Щеки обезображивали шрамы. Огонь, пылавший в его глазах, исчез, и левая глазница была пустым провалом. Это было лицо воина, который многое пережил и носил шрамы своего прошлого на коже.

— Ты был воином — сыном Просперо, — произнес Берущий Клятвы, его настоящий голос был низким и спокойным. — Ты видел, как горит твой родной мир. Ты находился там, когда все, что было у тебя, уничтожил создавший тебя Империум. Ты выжил, цепляясь за жизнь, наблюдая за тем, как братья падают один за другим. Ты продолжал цепляться, чего-то ожидая, и хотя одна половинка твоей души понимала, что спасения не будет, вторая безустанно искала его. Ты позволил себе поверить, что существует способ спасти братьев, спасти себя. Ты поверил — и позволил своей вере стать верностью, стать надеждой.

Вместе со словами на поверхность поднялись воспоминания: серые волки, бегущие по захлестываемым огнем руинам Тизки, башни Планеты Колдунов под вздувшимися от варпа солнцами, свет Рубрики, прожигающий искаженную плоть, а затем безмолвие его мертвых братьев, выступающих из облаков пыли.