На острие иглы - Илья Стальнов Страница 11

– Вы находите ее красивой?

– А разве может быть иначе? Какая филигранная работа. Какой занятный рисунок… Кстати, вы знаете, что он означает?

– Не знаю, – ответил я.

– Это знак борьбы Света и Тьмы. Во время моего обучения в Пражском университете был у меня увлеченный всеми тайными учениями старый уважаемый учитель. И он надежно вбил в мою голову премудрости, в которые я, впрочем, никогда особенно не верил. Он говорил, что подобные исключительные вещи обладают таинственной силой и бывают только у избранных. Он бы наверняка сказал, что этот уникальный рубин – камень силы. Он же – олицетворение нашей зависшей в пустоте планеты. А изумрудная змейка – символ власти над миром, она готова стиснуть землю в своих недружественных объятиях.

– Мне эта брошь досталась случайно.

– Если верить мистикам, такие вещи случайно никому не достаются. По словам Грубера, нет случая там, где действуют скрытые от нашего глаза силы и закономерности, стремления и возмущения.

– Этот ваш Грубер был несерьезным человеком?

– Это верно, несерьезным, – засмеялся Кессель. – Поэтому я не пошел по его стопам. Меня интересует природа, в ней одной отражен Божий промысел. Остальное же все – пустые выдумки или происки врага рода человеческого.

– А кто же те избранные, кому суждено владеть такой брошью? – неожиданно эта тема заинтересовала меня.

– Подобная брошь может достаться только Магистру.

– Кому? – Меня пробрал озноб, ведь именно так называл меня разбойник перед смертью.

– Магистру магии, обладателю черной силы.

– Святой Боже Иисус!…

Видимо, я побледнел, поскольку Кессель, с тревогой посмотрев на меня, поспешил успокоить.

– Слушайте, Фриц, я рассказываю все это, чтобы позабавить вас, а не для того, чтобы портить настроение и здоровье. Все это глупости… Кстати, я – не лекарь, но знаю рецепт от дурного настроения.

– И в чем он?

– Он очень прост, – Кессель достал из большой кожаной потертой сумки, с которой, должно быть, никогда не расставался, темную бутыль вина и с улыбкой поставил на стол.

– Это хорошее вино, герр Эрлих. Французы – люди пустые, необязательные, но я готов им простить все из-за того, что они делают божественный напиток…

Он подошел к полкам, на которых была расставлена посуда, взял две объемные металлические кружки, со стуком поставил на стол и разлил по ним красное вино.

– Прозит!

Я пригубил вино. Оно было густое, немножко терпкое и очень вкусное

Мы выпили… Потом еще. Так, за беседой, которая сама собой плавно текла под хорошее вино, при свете зажженных в серебряном подсвечнике трех свечей, мы освоили полностью эту бутылку… Как ни странно, опьянения я не почувствовал. Наоборот, голова стала ясной, мысли четче.

О чем мы говорили с Кесселем? О пустяках. О светской жизни в Европе. О тонкостях политики, которая по большому счету, касалась не нас, а королей.

– Я вас совсем заговорил, герр Эрлих, – внезапно спохватился Кессель. – Вам необходимо выспаться.

– Наверное, вы правы, – кивнул я, чувствуя, что мне не хочется спать. Но и после его слов я ощутил, что разговор меня утомил. Мне захотелось остаться одному.

– Я навещу вас завтра. – Он поднялся со скамьи и взял свою кожаную сумку, забросил на плечо.

– Я всегда рад вам, Кессель, – я ощущал растущую симпатию к этому человеку и был доволен, что у меня хороший сосед, с которым можно провести за добрым разговором длинный вечер.

– До завтра, дорогой друг.

– До завтра, герр Кессель. И спасибо…

* * *

После ухода гостя, я так и замер за столом, глядя на оплывавшие в подсвечнике свечи. Воск сгорал, таял, отекал вниз, нарастая на серебре подсвечника. В этой трансформации воска в свет и тепло было что-то фантастически притягательное. Вид горящих свеч вызывал в душе какое-то сладкое томление, которое постепенно начало переходить в дрожь, и неожиданно отозвалось тревогой. Сначала тревога была неопределенная, ни к чему конкретно не привязанная. Я попытался задвинуть ее подальше, понимая, что очарование этого вечера сейчас будет уничтожено. Но ничего не мог поделать с собой… Вслед за ветерком душевной тревоги у меня внутри повеял холодный ветер, который принесли с собой слышанные недавно слова

Магистр… Рубин – камень силы и символ нашей планеты… Змея, сжимающая мир… Сказки, обычные сказки. Но почему они запали в мою душу? Откуда эта тревога?

Я ощутил, как сердце заколотилось сильнее. Это уже никуда не годилось. Что со мной происходит?

Лучший способ борьбы с досадными, назойливыми, как местные огромные и жадные комары, чувствами – холодный разум, который скальпелем отсекает все ненужное.

В конце концов, что тревожит меня? Эта брошь – просто красивая вещица, которую нужно попытаться вернуть в ближайшее время хозяину дома. А насчет ее мистических свойств – Кессель, кажется, просто хотел поддержать разговор. К тому же он сам признался, что не верит в эту ерунду. И скорее курицы залетают, чем я, честный протестант с вполне здравым рассудком, поверю в эту чушь!

Но почему сердце бьется все сильнее? И почему я не могу сдержать ту волну, которая накатывает на меня?

– Брошь, брошь, – повторил я…

И на меня накатила горячая волна… Никогда раньше со мной не было ничего подобного. Я ощутил, что во мне просыпается что-то мощное, неизведанное, дремавшее долгие годы. И это что-то непоправимо влекло меня вперед. Куда? Если бы знать!

Свет свеч расплылся в моих глазах. Потом в глазах потемнело, как при обмороке, но в обморок я не падал. В сознании вдруг разом вспыхнули картинки, зазвучали обрывки мыслей, чьи-то чужие, далекие слова.

Бауэр… Магистр… Брошь… Восточный, с почерневшими остовами выгоревших изб город… И книга! Да, именно книга!

Книга… Может, в ней ответ?!

Вокруг меня все прояснилось… Я сжал пальцами виски. Огляделся. Ничего не изменилось. Я сидел в той же позе за столом, и свечи ничуть не оплыли. Значит, этот припадок – или как его еще расценить – длился несколько секунд…

В тот миг я должен был испугаться произошедшего со мной… Но я не испугался. Вообще, если посмотреть на все здраво, я вел себя странно. Будто я это был не совсем я, а во мне просыпался кто-то другой, иной, не похожий на меня…

Книга, книга, книга…

На онемевших ногах я, качаясь и держась за стену – пол вдруг потерял устойчивость, побрел в угол, схватил ларец. И вытащил из него ее. Ту чертову Книгу…

Когда я коснулся ее, пальцы будто приморозились к ней на миг…

Я положил книгу на стол. Открыл ее.

Первая страница. Латинский текст Этот мертвый язык я знал так же хорошо, как родной немецкий. И без труда прочел: «Книга эта влияние имеет огромное, но даны ее тайны только тому, кто от рождения и по свойствам души Магистром зваться должен».