Контрабандист - Михаил Тырин Страница 11

Весь полет я торчал в своей каморке, страдая от невесомости и утешая себя мечтами о том, какую колоссальную пьянку устрою, когда выберусь из передряги. Заняться было совершенно нечем. Спиртного на судне не держали. Книг – тем более. Первое время я пытался развлекаться с помощью блокнота, но и фильмы, и игры почему-то вызывали только сонливость.

Избытком свободного времени страдал не только я, однако остальные приноровились убивать это время самым безжалостным образом. Я наблюдал, как это происходит. Парни слетались в кучу где-нибудь под потолком боевой части, и начиналось:

– А помните, как Бивень ту бабу уговаривал на сторожевой вышке?

– Га-га-га!

– А помните, ревизора искупали в борще?

– Га-га-га!

– А помните…

Еще они возились с виртуальными подружками. Я частенько видел, как кто-нибудь зависал в любом углу с маленькой коробочкой и, глуповато улыбаясь, разговаривал с мультяшной девушкой на экране. Образы девушек и речевые модели создавали специально обученные психологи, поэтому пустые диалоги затягивали этих парней на многие часы:

– А я красивая?

– Ага…

– А тебе нравятся только красивые?

– Да всякие.

– Но красивые больше?

– Ага.

– А я красивая?..

Контактировать с экипажем не хотелось категорически. Я встречал их только в столовой. В первый день ко мне подсел парень, которого здесь все звали Крэк. Он имел грубую мужиковатую физиономию, маленькие, если не сказать, крохотные глаза и морщинки у рта от постоянной презрительно-недоверчивой усмешки.

Он несколько минут пытливо разглядывал мою забинтованную башку, потом с подозрением спросил:

– А ты случайно не еврей, бля?

– Если надо, могу побыть евреем, – осторожно ответил я.

Он помолчал, с сомнением глядя на меня, потом спросил, указав глазами на мою тарелку:

– Будешь жрать?

Он имел в виду ломтик редьки, который выдавался с каждой порцией пищи. Меня забавляла эта странная традиция на военных судах: на завтрак, обед и ужин обязательно какой-нибудь овощ. Не спелый помидор, конечно, а что легче сохранить: редька, морковка, репа.

– Кушай на здоровье, – кивнул я, и больше мы с ним особо и не разговаривали: о чем мне говорить с этим одноклеточным? Но почему-то в столовой он теперь выбирал место рядом со мной. Может, из-за дополнительной дозы редьки с морковкой, которые отныне я ему жертвовал?

Могу еще добавить, что в своем канцелярском костюмчике я тут постоянно мерз. И вдобавок выглядел как пугало.

Мне следовало подумать, как объясняться с полицией по возвращении на Землю, но эти депрессивные мысли я всякий раз откладывал на потом. И без того было тошно. Придет время – выкручусь, не все еще потеряно.

Незадолго до выхода из нуль-канала меня позвали на традиционный брифинг. Брифинги проводились всегда, даже если экипаж знал планету предстоящей высадки лучше, чем свою ладонь. Я не был членом экипажа, а скорее пассажиром, но игнорировать мероприятие не стал. Мне совсем не помешает знать, куда нас несет, а в справочнике толком ничего не прочитаешь.

Нас собрали в рубке, неохваченным остался только лейтенант-особист, который так и просидел в железном ящике весь полет. Я нашел уютный уголок в районе выхода вентиляционной шахты, где никто не задевал меня конечностями. Крэк увидел меня и, по обыкновению, попытался устроиться рядом, но удобного места не нашел.

– Приступаем, – объявил Дэба, вооружившись пультом трехмерного демонстратора. – Итак, наша цель – система Дора, желтая звезда величины один и шесть, плюс шесть планет. Система не освоена, пригодных для жизни планет не имеет. Нас интересует Бета Доры, а точнее, ее единственный спутник. Названия нет, поэтому в рабочем порядке принимается название Луна-один.

Луна-один – шарик диаметром семь тысяч километров. Вращается по выраженной эллиптической орбите, соотношение – один к четырем, апогей – двести шестьдесят тысяч километров, период обращения – около пятидесяти часов. Тяготение на поверхности – ноль сорок один «g».

Атмосферы нет, вулканической активности также нет, геологический состав коры ярко выраженных особенностей не имеет. Метеоритная опасность в пределах синего уровня. Реальную опасность представляют так называемые песчаные приливы – перемещения больших масс пыли, вызванные переменным гравитационным воздействием Беты. Впрочем, приливы происходят, как правило, в экваториальных зонах, а нам туда не надо.

…Живых снимков было мало, Дэба показывал нам в основном трехмерные модели. Разглядывая их и думая, какая беспросветная пустота и холод нас окружают, я с новой силой понимал, насколько ненавижу космос. Наверно, не было той власти, которая могла бы меня заставить, подобно нынешним невольным попутчикам, всю жизнь носиться среди безжизненных обледеневших булыжников-планет и столь же мертвых, хотя и горячих шаров, именуемых звездами.

Звезды хороши, когда разглядываешь их со своего балкона, прижимая к себе свеженькую подружку и прихлебывая коктейль. Вблизи они ничуть не привлекательны, скорей наоборот…

Не дай бог погибнуть где-нибудь здесь. Не дай бог самому стать обледенелым булыжником и целую вечность плыть в пустоте, глядя перед собой навеки застывшими глазами.

А ведь многие, очень многие так и погибли. «Ледяной гром», например…

По окончании брифинга капитан попросил нескольких бойцов задержаться. Им, надо думать, он собирался рассказать самое интересное, но меня к их секретам не тянуло.

В коридоре я задержал Крэка.

– Ты не расскажешь, как погиб «Ледяной гром»? – спросил я.

– А зачем тебе? – с подозрением спросил он.

– Как-никак по местам боевой славы путешествую. Хотелось бы знать предысторию.

– Какую тебе, бля, историю? – его глаза сощурились.

– Да не историю! Просто расскажи, интересно.

– Интересно, бля… – хмыкнул он. – Ну, могу рассказать… если так интересно.

Я думал, мы пообщаемся прямо в коридоре, но он сказал: «Приглашай, бля», имея в виду мою железную келью. Там, конечно, колени упирались в стену, однако я не стал возражать.

Крэк с усмешкой оглядел мое жалкое жилище. Надо сказать, что к тому времени я обзавелся кое-каким барахлишком. Народ из сочувствия тащил мне все, что было не очень жалко, – кто бритвенный приборчик, кто старые магнитные накладки для обуви, кто ветхий засаленный свитер.

Всю мелочь, чтоб не летала где попало, я держал в большом пластиковом пакете, привязанном к какой-то железке на потолке. Было здорово похоже на суму, с которой в глубокой древности бродили по дорогам нищие.

Крэк перевел взгляд на меня.