Атака Джокера - Лилия Ким Страница 11

– Да, с этой стороны тоже – один кран и склад. Еще я нашел жилое помещение. Что-то вроде казармы с двухъярусными кроватями. Здесь были люди, и они очень торопились, когда уходили. Что же тут произошло?

– Как думаете, – спросил Роджер, – скоро эта группа прибудет, чтобы проверить, правду мы сказали или нет?

Идзуми посмотрел на часы.

– Ближе всего от нас Лондон-Парижский хайтек-мегаполис. Думаю, группа предварительной разведки вылетит оттуда. Значит, ждать еще минут сорок. Начнем принимать учеников сами, а потом… Потом прибудут эвакуационные самолеты.

Роджер кивнул. Его лицо стало очень взрослым и серьезным.

– Хорошо. Я готов.

Он чуть помолчал, приложил руку к виску и тряхнул головой:

– Все думаю, почему не помню ничего, кроме самого первого дня нахождения в Эдене. Помню, как прилетел сюда, как прошел процедуру идентификации, видел доктора Льюиса, зашел в свою комнату… И больше ничего! Что это значит? Интересно, это только со мной так или с остальными тоже?

Идзуми покачал головой:

– Прости, я не разбираюсь во всем этом. Если бы собственными глазами только что не увидел, то никогда бы не поверил, что такое возможно. Бюро информационной безопасности наверняка пришлет сюда чертову кучу личностных анализа тиков. Может быть, они найдут объяснение тому, что ты ничего не помнишь. Сочувствую.

* * *

Командор сдержал слово, поселив гостей в номерах «люкс» на предпоследнем этаже. Таких гостиниц, как «Тай-Бэй Палас», в мире сохранилось, наверное, штук десять, не больше. Деревянная мебель с шикарной обивкой, мягкие плотные шторы, множество старинных безделушек на полках комодов, столах и подоконниках. Даже точки входа в Сеть были оборудованы старыми жидкокристаллическими мониторами в металлической оправе.

Вместо рваной грязной одежды Громову дали мягкие голубые джинсы, светлую льняную рубашку и легкие ботинки из самой настоящей кожи. До войны на территории Буферной зоны находилось множество фабрик. Похоже, Ченгу достались все их склады. Теперь он потихоньку распродавал их содержимое. В хайтек-пространстве за вещи довоенного производства, сделанные из натуральных материалов, были готовы платить огромные деньги.

Макс лег на кровать и обнаружил, что потолок над ней зеркальный. Он долго смотрел на себя, пытаясь привыкнуть к новому отражению. Громов провел в Эдене почти два года. Его тело успело вырасти, а лицо измениться. Черты как будто заострились. Темные, почти черные волосы отросли, скулы стали шире, рот крупнее. Карие глаза смотрели еще внимательнее. Только грусть и усталость в них сменились тревогой.

Громов чувствовал перемены. Но они произошли не только в его внешности. В нем самом, вернее, в его сознании что-то неуловимо менялось.

Вспомнилась фраза из дневника Аткинса:

«Нет ничего более странного, чем интуиция. Иногда у меня бывает сумасшедшее чувство, что я знаю волю Вселенной, я не понимаю ее цели и не могу охватить всю глубину Великого Замысла, но непостижимым образом ЗНАЮ, что он есть, и, более того, ощущаю собственную причастность. Все мои открытия пришли ко мне в этом состоянии. Будто кто-то неведомый, единственный знающий все, наконец позволил заглянуть за край горизонта».

Взгляд Громова упал на точку входа, монитор которой тускло поблескивал в углу номера. Тут до него впервые дошло, что он может выйти в Сеть и беспрепятственно связаться с миром.

Единственным человеком, с которым ему хотелось поговорить еще в Эдене и которому он пытался послать сообщение, но, разумеется, не смог, был учитель Гейзенберг, пожилой преподаватель квантоники из Накатоми.

Громов встал с кровати, подошел к точке входа и щелкнул по адресной книге Сети. Набрал имя учителя и его электронный адрес на кафедре Накатоми. Написал сообщение:

«Это Максим Громов. Я учился у вас. Мне надо поговорить с вами».

Сообщение исчезло в Сети. Томительные секунды ожидания ответа показались Максу такими длинными, что в груди все заныло.

Наконец экран мигнул:

Гейзенберг: Здравствуйте, ученик Громов. Уже не чаял с вами связаться. Долго же вы не давали о себе знать! Впрочем, все, кто уезжает в Эден, пропадают там как в черной дыре. Очень рад, что вы не забыли меня, старика. С нетерпением жду вас в своей Сетевой гостиной. Приходите непременно! Хоть сейчас!

Адрес прилагался.

У Громова сердце подпрыгнуло от радости. Он тут же написал ответ.

Максимус Гром: Сейчас буду. Спасибо!

Рядом на столе лежал одноразовый набор силиконовых контактов. Громов надел их на кончики пальцев, вставил в глаза линзы.

Загрузка прошла стандартно, но после пришлось на двадцать минут задержаться в идентификаторе, пока система обновляла параметры трехмерной репликации. Все-таки Громов сильно изменился за прошедшие два года.

Наконец система считала его новые параметры, изменила параметры репликации и позволила идти дальше.

Макс набрал адрес в строке адресной книги и мгновенно оказался перед коричневой лакированной дверью с золотым молоточком. Постучал.

Дверь тут же распахнулась. Перед ним стоял старый квантоник и удивленно улыбался. Было очень непривычно видеть учителя Гейзенберга без инвалидного кресла, с которым в реальной жизни он не расставался. В остальном квантоник нисколько не изменился. Все те же глубокие морщины, делающие учителя похожим на черепаху, лысая голова в старческих темных пятнах, ясные водянисто-голубые глаза. Учитель был в домашнем костюме – брюках, желтой рубашке, галстуке-бабочке и плюшевом шлафроке с вышитым поясом.

– Проходите, – сказал он.

Макс вошел и оказался в уютной гостиной, чем-то напоминавшей его собственный номер в «Тай-Бэй Паласе». Та же темная лакированная мебель, те же мягкие диваны.

– Я изрядно потратился в Сетевых мебельных магазинах, приобретая репликации этих чудных старинных образчиков, – Гейзенберг обвел рукой свою гостиную. – А во что мне обошлась репликация камина, вы и представить себе не можете. Что ж… Зато теперь я провожу тут гораздо больше времени, чем в своей собственной тесной и безликой конуре в Накатоми.

– Вы живете в школе? – удивился Макс.

– Да, представьте, – печально вздохнул Гейзенберг. – По правде говоря, я бы с удовольствием находился здесь все время, выходя только на уроки, да и уроки, пожалуй, можно было бы проводить здесь… К сожалению, в Сети пока нельзя ни есть, ни спать. Так что одиноким биологическим существам приходится время от времени покидать это замечательное пристанище и выходить в реальность.

Макс удивленно смотрел на Гейзенберга.

– Вы бы согласились быть постоянно подключенным к Сети? Добровольно?

– Конечно, – кивнул тот, – причем с большим удовольствием. Здесь у меня уютный кабинет, друзья, с которыми можно пойти посидеть в какой-нибудь Сетевой ресторанчик. Можно сыграть в виртуальный покер, мгновенно переместившись на ресурсы Лас-Вегаса. А что в реале? Унылая спичечная коробка из вторичного пластика, по ошибке именуемая квартирой, да соевый белок на завтрак, обед и ужин. Увы, мой дорогой ученик Громов, Сеть стала единственным местом, где сохранился привычный и такой милый мне мир.