Главный противник - Николай Басов Страница 11

Скорее всего это походило на горячую ванну, только не для тела, вернее, не только для тела, а прежде всего для разума. И эта ванна вымывала плохое, что в нем было, очищала не только мысли Ростика, но саму способность мыслить. То, что мышление можно перестроить словно обыкновенную машину, было для Ростика внове. Через неделю он обнаружил, что сеансов сидения в зале ему не хватает, и тогда он попробовал устроить похожий сеанс для себя самостоятельно. Пару раз у него не получилось, но на третий день вечером, едва начались обычные «посиделки», Сатклихо грозно произнес:

– Кто работал с Ростиславом в неполном составе? – при этом он осмотрел своих старцев.

Один из них, путая слова на русском и не очень внятном чужом языке, пробормотал:

– Неужели… Сатклихо со-задам па лиару… самобытно… вел-рикрум па лэт'аби.

Сатклихо при этом, казалось, лишился дыхания. Потом механически перевел:

– Неужели Сатклихо не видит, что юноша сам…

– Пытается продвинуться дальше? – закончил за него Ростик. И сам чуть не потерял дар речи. Оказалось, что слова чужого языка могли быть для него ясны. Звучали, хоть и не совсем по-русски, но очень, очень близко к нему.

– Видишь, Сатклихо, он очень способный, – удовлетворенно проговорила одна весьма пожилая женщина, которую старцы обычно замечали лишь в самых крайних случаях и которая на «заседания» являлась неаккуратно.

– Он такой способный, что, пожалуй, ты права, Бетра-хо, нужно думать о том, чтобы он не пережег свои способности раньше времени.

Так Рост обнаружил, что в его сознание вкладывается что-то помимо его воли и почти незаметно для него. Но еще более удивительное открытие он сделал, когда, как-то выйдя в осеннюю степь, вдруг обнаружил в себе способность произносить такие звуки, о существовании которых еще пару недель назад не подозревал. Вернувшись в Храм, он раздобыл зеркало и попытался заглянуть себе в глотку – недаром был сыном врача. И вот что обнаружил – глотка очень красная, верхнее нёбо сделалось слишком высоким, а от произношения самых обычных слов возникали боли, словно при ларингите.

Отозвав на вечерних занятиях Сатклихо в сторону, он спросил его:

– Послушай, вы не пытаетесь изменить природу моего тела?

– Конечно пытаемся, – удивившись, впрочем, довольно искусственно, признался старец. – Было бы смешно, если бы мы работали с… живым раствором, каким является человек, и не попытались сделать его более… изменчивым.

– Изменчивым? В каком смысле?

– Ты не сможешь выучить Единый язык, если мы не поможем тебе… в минимальной степени. Уверяю тебя.

– Единый язык… – слова звучали хорошо, как обещание безопасности. Кажется, именно они и убедили Ростика, что все, что с ним происходит, правильно. – Ладно, раз уж вы на это решились, лучше будет продолжать.

Сатклихо улыбнулся и даже слегка поклонился, приветствуя такое решение.

– Без сомнения, мой друг, – проговорил он странно изменившимся голосом.

Лишь заметив это, Рост осознал, что всю фразу без исключения старец проговорил на Едином. Но она была понятна. И к этому теперь следовало привыкать, хотя ощущение было странным – словно после привычной, предположим, пресной еды, его угостили чужеземными, очень пряными и острыми кушаньями, например грузинскими. Но ясность мышления, точность выражений в описании окружающего мира при этом не терялась.

Рост вздохнул, он и не знал, что это возможно. Лишь теперь, когда первый эксперимент так быстро и так… успешно завершился, Ростик начал подозревать, что главные открытия ему только предстоят.