Чужой среди своих - Виктор Тюрин Страница 10

Я нагнулся и подобрал нож, выпавший из руки главаря. Быстро оглядел. Ничего особенного, но в хозяйстве может пригодиться. Сунул его в сумку, а затем повернулся к студенту, все еще стоявшему на том же месте и ошеломленно глядящему то на меня, то на своих грабителей.

– Чего зенки пялишь? Пошли отсюда быстрее!

Тот, еще только приходя в себя, несколько раз автоматически кивнул головой, затем осторожно обошел лежащее на земле тело главаря и поспешил вслед за мной. Идя, я начал мысленно анализировать схватку, заодно ставя оценки своей подготовке. К этой драке меня подтолкнули не благородные побуждения, а желание изучить в действии реальные возможности своего тела. Переулок тихий, народу практически нет, да и противники были равны мне по силе – ну как тут не соблазниться такой возможностью.

Не успели мы свернуть за ближайший угол здания, как парень вдруг сбивчиво заговорил:

– Слушай, а я тебя знаю! Видел в нашем институте. Все произошло так неожиданно… Ты здорово дерешься! Бац, бац – и готово! Я никогда…

– Скажи мне спасибо. И будь здоров.

– Да погоди ты! Я ведь тебя даже толком не поблагодарил!

– Тогда быстрее благодари и разбежались.

– Послушай! Так будет не правильно. Не по-человечески. Давай хотя бы познакомимся. Меня зовут Костя, – и протянул мне руку.

Я усмехнулся и пожал руку.

– Здорово, тезка.

Теперь пришла его очередь улыбаться.

– Предлагаю отметить наше знакомство. Ты как?

– Нет. Мне сегодня идти на тренировку.

– Так ты боксом занимаешься?!

– Вроде того.

– Жаль, – он на несколько секунд задумался, потом его лицо просветлело, и он почти выпалил: – Слушай, а приходи к нам сегодня вечером домой!

– Зачем?

– Чаю попьем, – и тезка хитро, словно с намеком, усмехнулся, – с бутербродами.

Есть мне хотелось постоянно и желательно вкусно, а так как в институтской столовке кормили скудно и по большей части невкусно, аргумент показался достаточно веским, чтобы сходить в гости.

– С бутербродами, говоришь? Уговорил! Давай адрес.

Как оказалось, жил он недалеко отсюда, в трех трамвайных остановках от института, в старом доме еще царской постройки. Жил тезка хорошо, даже, можно сказать, богато, если исходить из того факта, что у его отца была трехкомнатная квартира, и это в Москве, где более семидесяти процентов населения ютились в коммунальных квартирах, в которых проживало от трех до семи семей.

В прихожей висело на стене длинное зеркало в ореховой раме. В углу стояла вешалка, опирающаяся на три массивные ноги. Переступив порог, я вошел в гостиную и сразу обратил внимание на большой, солидный, темно-вишневого оттенка, с красивыми резными цветочками на дверцах буфет. В центре комнаты стоял стол, накрытый плюшевой скатертью темно-вишневого цвета с бахромой. Обивка четырех стульев полностью соответствовала цвету скатерти. Над столом свисала с потолка лампа в оранжевом матерчатом абажуре и такой же бахромой. В одном углу на широкой тумбе стоял громоздкий и квадратный по форме радиоприемник, подмигивающий зеленым глазком, в другом – патефон с набором пластинок. Стандартная обстановка зажиточной семьи, если не считать хозяйки квартиры. У нее, совершенно точно, была нестандартная, яркая и живая внешность. В лице и фигуре, если брать по отдельности, нетрудно было заметить некоторые излишества, но все вместе это смотрелось настолько привлекательно и соблазнительно, что я внутренне облизнулся. И так несколько раз. Большие пухлые губы. Огромные черные глаза. Тугие покатые бедра. Целую минуту я пытался понять, кто она и что здесь делает. Что это была не сестра Костика, это и ежу ясно. Хотя по годам красавица недалеко от него ушла.

– Что? Гадаешь? – усмехнулся Костя, который, видно, каким-то образом сумел прочитать мои мысли.

Не успел я ничего сказать, как это небесное создание подошло ко мне и томно протянуло свою нежную ладошку.

– Олечка.

Она так странно отрекомендовалась, что я на пару секунд растерялся.

– Звягинцев. Костя.

Потом, неожиданно для себя, взял ее ручку и, чуть склонившись, поднес к губам. Поцеловал. Отпустил ее руку и, глядя ей прямо в глаза, сказал:

– Вы очень вкусно пахнете, Олечка.

Та усмехнулась:

– Интересный комплимент. Ребята, вы пока поговорите без меня, а я схожу на кухню. Надо же проявить себя хоть немного хозяйкой.

Не успела она уйти, как я сразу уставился на тезку вопросительным взглядом. Костя весело улыбнулся и негромко сказал:

– Посмотрел бы ты на себя со стороны. Впрочем, почти все так реагируют на Олечкины прелести. Стоят столбом и жадно пожирают ее глазами.

– Это твоя…

– Не моя, а моего папаши. Его жена. Почти пять месяцев. Все понятно?

– Гм. Понятно. А ты как?

– Нормально, – пожал плечами тезка. – Я…

В эту минуту в комнату вплыла с тарелкой бутербродов Олечка.

– Ну что, мальчики, успели обсудить меня? Или вам дать еще время?

Ее улыбка была мягкая, нежная и какая-то трогательная. Я невольно почувствовал, что начал таять под ее обволакивающим взглядом. Потом мы пили вино, ели бутерброды, слушали музыку и весело болтали. Олечка умела слушать, непринужденно говорить на различные темы, весело и заразительно смеяться. Через пару часов я стал прощаться, так и не дождавшись отца Костика. Тезка неожиданно вызвался проводить меня до остановки.

– Как тебе супруга моего папаши? – спросил он меня, стоило нам выйти из подъезда.

Костик не умел пить и сейчас выглядел охмелевшим. Это чувствовалось по не совсем твердому шагу и такой же речи.

– Студентка, комсомолка, спортсменка, наконец, она просто красавица! – ответил я ему фразой из фильма, который выпустят еще лет через тридцать.

– Почему спортсменка?

– Просто так сказал. Не обращай внимания.

– Насчет студентки ты угадал, – сообщил он.

– А твоя мать где?

– Ушла от отца шесть лет назад. Надоели ей любовницы моего папаши. Я сначала с ней жил, но потом она вышла замуж и… уехала в другой город. Пришлось переехать к отцу. Полтора года прожили вместе, а потом появилась она. Окрутила его настолько быстро, что он, наверное, это понял, когда они зарегистрировались.

Как я узнал позже, его мать действительно вышла замуж за директора какой-то базы, но прожили они вместе недолго. Спустя год или полтора ее мужа обвинили в воровстве и дали четыре года с конфискацией всего имущества, и как следствие, у них появились трудности, как с жильем, так и с деньгами, после чего мать отправила Костика к отцу.

– Сколько ей лет?

– Месяц тому назад двадцать два исполнилось, а папаше моему вот-вот сорок пять стукнет. – Какое-то время он молчал, потом снова заговорил: – Умеет она себя подать. Да?