Превратности судьбы - Виктор Мишин Страница 10

– Сань, в окнах пулеметы! – отвлек меня Петро.

Черт, гансы, видимо, плюнули на то, что могут и своих покрошить, и пошли ва-банк. Переношу огонь на оконные проемы, даже позицию не меняю, стреляю и раз за разом замечаю попадания. Пулеметчики не успели нанести большого вреда, я ведь не один снайпер, что работает на поддержке. Быстренько расстреляв желающих пострелять из скорострельного оружия, вновь начал уничтожать дерущихся. Немцев, разумеется. В какой-то момент, остановив взгляд на одной паре катающихся по земле противников, осознаю, что знаю того, на ком сейчас сидит огромный фриц и пытается задушить. Прицелиться не могу долго, секунд десять ждал, пока исчезли помехи, но кажется, успел. Нечаев, а это был мой ротный командир, что и вел эту атаку, оттолкнув завалившегося на него немца в сторону, повернулся на бок и чуть приподнял руку с оттопыренным большим пальцем. Неужели он понял или заметил, откуда к немцу пришла смерть? Попал я удачно, снеся своей тупоголовой пулей полголовы вражескому солдату. Кажется, я даже вижу, что Леха Нечаев весь залит кровью и содержимым черепа фашиста.

– Вот это выстрел! – восхищенно воскликнул напарник. – Сань, мне даже страшно представить, что у фрицев могут быть такие же стрелки!

– Петь, а они у немцев есть, даже гораздо лучше, чем я. Мне просто везет. – Я и правда так считал. Даже этот выстрел, что так понравился напарнику, я произвел больше на авось. Нет, в немца-то я бы попал спокойно, сложность была в том, чтобы не зацепить кого-то из наших. Я ведь говорю, люди в этой свалке мелькают туда-сюда, попробуй угадай, кто из них и где окажется в момент пролета пули. Там как раз пробегали трое пехотинцев, и я стрелял, только надеясь, что они не остановятся, так как нажал на спуск до того, как они пробегут через линию огня. Фактически цель была закрыта третьим бойцом, едва он успел сделать шаг, как за его спиной пролетела моя пуля. Если честно, то я даже был готов, что попаду в своего, просто очень хотел помочь ротному.

Бойня между тем подходила к концу. То в одном, то в другом проеме замелькали белые тряпки. Наши тоже прекратили стрельбу. Несколько дерущихся еще оставались, но к ним уже спешили помощники, в надежде спасти людей от бессмысленных смертей. У меня все в голове не укладывалось, неужели Паулюс отдал такой приказ, что немцы полезли врукопашную? Про него вроде историки не раз писали, что он был не слишком решительным. Да и умный он человек, ведь прекрасно осознает, что только оттягивает время своей капитуляции и приносит новые и новые жертвы обеим сторонам.

Примерно через час со стороны наших позиций появился человек, уполномоченный принять капитуляцию. Даже не удивился, узнав в идущем впереди двух бойцов майора Смолина. Комбат, видимо, как старший по званию среди всех присутствующих, вызвался сам. Немцы еще полчаса назад начали выкидывать оружие из окон, хотя, конечно, это ни о чем не говорит, а вот то, что навстречу Смолину шел явно кто-то из штаба шестой армии Паулюса, факт. Обменявшись едва заметными приветствиями, причем фашист не вскидывал руку, а приложил к фуражке, копируя нашего комбата, парламентеры двинулись ко входу в универмаг.

– Петь, отслеживай любое шевеление! – крикнул я, сам лихорадочно осматривая все щели, из которых по комбату могут стрелять. Слава богу, ничего такого, видимо, не задумывалось, так как Смолин и вышедший к нему фашист, скрылись в здании, а сопровождающие комбата бойцы встали у входа. Спустя буквально десять минут из универмага появились первые солдаты противника, которые начали швырять остатки оружия и амуниции перед входом. Вышло много, даже не знаю, где они там все размещались. Сколько фрицев дралось тут, на улице, сколько погибло внутри, но вышло явно больше пятидесяти человек, скорее даже все сто. Последними появились Смолин и Паулюс, чуть раньше выходили еще кто-то из генералов и прочих оберстов и майоров. Наши бойцы, атаковавшие буквально час назад штаб армии врага, выстроились в линеечку и, не поднимая оружие, зло смотрели на фашистов. Нет, я, конечно, не вижу их лиц, просто предполагаю, с каким бы лицом стоял я сам. Картина была… да что тут слова подбирать, исторический момент, он и в Африке исторический, и все это происходит у меня на глазах. Только ради вот этой картины уже стоило пережить всю эту бойню. Увидеть такой финал! Сразу появляется и гордость за себя и своих товарищей. Шутка ли, заставить капитулировать штаб одной из самых сильных частей противника. Да, это сейчас они разбиты и сидят тут в голоде и холоде, но буквально пару месяцев назад эти сдавшиеся сейчас солдаты вермахта перли так, что казалось, еще чуть-чуть и нам точно хана. Хоть я и знал, как будет, но в моменты боя не думаешь о таком совершенно, враг не будет ждать, когда ты дебет с кредитом сведешь. После боев, в редкие минуты отдыха, да, постоянно думается, но не в бою.

– Сань, ну чего, снимаемся? – прервал мои размышления напарник.

– Да, Петро, да. Мы наконец заканчиваем эту бойню. Помяни мое слово, ее еще назовут одной из величайших битв за всю войну, вот увидишь!

– С какого перепуга? – удивился Петя довольно искренне. – Мы ведь не Берлин взяли, а свое, причем полностью разрушенное и уничтоженное вернули.

– Потому, Петь, потому! – сказал я просто, но все-таки решил пояснить: – Мы раньше что делали, начиная с сорок первого? Бойню под Москвой в расчет не бери.

– Не понимаю, как это что делали? Воевали!

– Мы пятились, дружище, где-то даже бегом бежали, но тут… Тут мы, наконец, не только остановились, а расхреначили немца в хвост и в гриву. И теперь, Петя, мы уже точно не двинемся назад, помяни мои слова, – повторяюсь уже, – именно отсюда, от матушки Волги, мы и двинем на запад, в их долбаную Европу. Не завтра, конечно, и даже не через год, но мы придем в Берлин и раскатаем его так же, как эти суки прошлись по нашим городам. – Меня, видимо, понесло, а напарник, сидя не только с распахнутыми глазами, но и открытым ртом, только молча внимал. Собравшись и осмотревшись на всякий случай, мы двинули на выход. У подъезда нас перехватил посыльный, как оказалось, от Нечаева.

– Товарищ сержант, фух, блин, наконец-то нашел, – боец даже запыхался.

– Отдышись, – предлагаю я.

– Да пока вас искал, упарился, – боец снял шапку и вытер ею пот со лба.

– Бывает, – задумчиво ответил я. – Кто его за мной послал?

– Товарищ майор приказал вернуть всех снайперов на исходную, к его прежнему штабу.

– Хорошо, сейчас и идем, – кивнул я.

– Вы видели, ребята аж целого фельдмаршала фашистского захватили! – парень аж захлебывался от распиравшей его гордости.

– Да все мы видели, больше ничего не передавали?

– Нет, только комбат просил поторопиться.

– Хорошо, свободен.

Мы побрели с Петром к тому дому, точнее даже подвалу, где был КП батальона. Где-то местами еще, конечно, постреливают, и даже вполне серьезно, все-таки приказ еще не до всех частей шестой армии дошел, но здесь, в центре города практически тишина. Приятно, черт возьми, идти вот так спокойно по только вчера еще бывшим немецким позициям на улицах Сталинграда. Наша пехота вовсю собирает пленных солдат во всевозможных обмотках, женских шалях и соломенных подобиях валенок, обмороженных и голодных. Немцы, по крайней мере эти немцы, уже все для себя давно решили, им опостылела эта война. Солдаты продолжали воевать только потому, что порядок у них впитан с молоком матери. Не могут они не подчиниться, честно выполняют свой долг, хотя сами и не понимают, на фига им все это нужно… Да, упертых среди них хватает, есть и просто хапуги, что пришли на нашу землю, надеясь поправить свое благосостояние, но в большинстве своем здесь обычные люди, работяги.