Великий князь - Алексей Кулаков Страница 10

– Продолжайте.

Первым ожил постельничий дьяк, приглядывающий за мастеровыми. Затем вернулись к жизни скребки в руках у трех плотников, коими те «освежали» дубовые плахи пола перед вощением. Вслед за ними начали шевелиться столяры, собирающие нечто непонятное на двух мощных опорах, а еще два плотника, как раз выломавшие из проема старое окно, бережно прислонили его к стене и стали готовиться к установке нового…

– Это наш подарок батюшке, Дуня.

Сначала осторожно, а потом смелее потрогав золотистые завитки тонкой стружки, малолетняя царевна немного удивилась:

– Наш?..

– Конечно, наш. Федор придумал узор, который выложили цветным стеклом по краям новых переплетов. Вон тот, видишь?

Дмитрий аккуратно приподнял кусок поскони, укрывающий временно снятые с новых окон створки, показав ей труды младшего из царевичей.

– Иван измыслил для батюшки новый стулец.

Еще одна посконная тряпка слетела прочь, открывая любопытному взгляду что-то вроде небольшого трона на четырех изогнутых резных ножках, обтянутого красным аксамитом и с вышитым на спинке золотыми и серебряными нитями большим двуглавым орлом.

– Присядь. Удобно?

– Ага. Мягкий. А ты что придумал?

– Стол. И вон те полки для свитков и книг.

Поглядев на покряхтывающих от натуги столяров, как раз укладывающих в обклад из мореного дуба мраморную столешницу, обтянутую плотным зеленым сукном, Евдокия внезапно надулась:

– А я ничего не подарила, да?..

– Как это ничего? Иди-ка сюда.

Подведя ее к длинному коробу и развернув тряпки на одном из свертков, лежащих в нем, Дмитрий покачал в руке красивый подсвечник из светло-зеленого оникса.

– Не узнаешь?

На всякий случай шмыгнув покрасневшим носиком, девочка вгляделась:

– Нет.

Ничуть не огорчившись, старший брат порылся среди свертков, вытащив на свет божий точеную чернильницу.

– А это?

– Тоже нет!

Завернув в тряпицы оникс нежно-бежевого цвета, первенец Иоанна Васильевича запустил руку глубже, явно выискивая что-то конкретное. Нашел. Сначала стаканчик для разноцветных чертилок, затем точилку для них же, исполненную в виде оскалившего пасть медведя. Ну и напоследок – палочки со стальными перьями-наконечниками.

– Ой! Помню, я его рисовала!..

Девичий ноготок поскреб темно-коричневого медведя по вздетой для удара лапе. Затем в тоненьких пальцах оказались золотая и серебряная палочки для письма, которые девятилетняя царевна тоже как-то рисовала, заодно придумывая им форму. Между прочим, не просто так, а по просьбе старшего брата! А он, значит, даже не сказал!.. Легонько дернув за серебряные пряди, Евдокия притворно обиделась:

– Обманщик. И притворщик. Бяка!..

Хмыкнув, любимый братик стянул с нее расшитый крупными жемчужинами волосник, после чего, не обращая никакого внимания на возмущенное бурчание, погладил старательно заплетенные косички.

– Пойдем, не будем тут мешать.

Строптиво топнув ножкой и вырвавшись из родственных объятий, Дуня уже непритворно расстроилась. Едва-едва пришли, она еще толком ничего и не рассмотрела, а уже уходить?.. Вот еще!

– Не пойду! Я на тебя обиделась!..

Бум-бздынь!

От неловкого движения столяра слетела на пол и рассыпалась коробка с коловоротом и сменными насадками-сверлами, Евдокия же разом оказалась за спиной брата, опасливо выглядывая из-под его правой руки.

– Жаль. А я как раз думал почитать с тобой какую-нибудь сказку. Может, даже и новую…

Стоило ему отвернуться и отойти буквально на пару шагов, как сзади прозвучал пронизанный обильными сомнениями голос девятилетней привереды:

– Новую? А про что?..

– Какая разница. Ты ведь обиделась, а значит, и читать ничего не будем.

– Ну, Ми-итя!.. Скажи, какую?

Резко остановившись – так, что сестра буквально ткнулась ему в спину головой, Дмитрий вроде как нехотя развернулся:

– Даже и не знаю. Ты ведь, поди, еще и мой урок не сделала?

Вместо ответа девочка прикрыла свои чудесные голубые глазки и на пару мгновений замерла.

– Какая ты у меня умница!.. Что же, по трудам и награда – выбирай сказку сама.

– Хочу про Аленький цветочек!.. Ой, нет – новую хочу! А как называется?

Брат и сестра уже покинули Кабинет, поэтому любопытствующим мастеровым пришлось изрядно постараться, чтобы расслышать что-то вроде:

– Быль про храбрую девочку Эльку, ее верного пса Тотошку и доброго кудесника Изумрудного города…

Когда вдоволь натешившийся соколиной охотой великий государь возвратился в Москву, в его покои уже второй день как вернулись привычные тишина и порядок.

– Уже можно?..

– Не-эт!!!

Облепившие своего родителя младшие царевичи и царевна потянули его вперед, кое-как втиснувшись в дверной проем Кабинета, Дмитрий же, довольно улыбаясь, следовал позади расшалившихся детей, уговоривших отца закрыть глаза повязкой.

– А теперь?..

– Можно-можно!!!

Поддев сложенный втрое шелковый платок, Иоанн Васильевич тут же замолчал, удивленно осматриваясь. Когда старшенький попросил дозволения на «небольшую перестановку по своему вкусу» в Кабинете, он с легким сердцем разрешил – почему бы и нет? Придумщик Митька известный, давно уже не ребенок (к сожалению), так что худого уж точно не утворит.

– Батюшка, тебе не нравится?

Первое, что бросилось в глаза, бесследно исчезли прежние глухие слюдяные переплеты из крашенного под цвет подоконников свинца. А на их месте появились распашные окна из лакированного дерева и прозрачного стекла, отчего солнечные лучи впервые за долгое время беспрепятственно освещали затейливую роспись стен и потолочные узоры, заодно придавая им какой-то незнакомый вид. Блестели вощеным буком аккуратно-одинаковые полки, вытянувшиеся вдоль одной из стен, – кто-то уже успел бросить на них пару книг и одинокий свиток… Но более всего привлекали внимание главы семейства большой стол и стоящий в дальнем уголке странно высокий и массивный поставец.

– Отчего же. Нравится, и даже очень!.. Дайте-ка я вас расцелую!..

Незамедлительно выполнив свое намерение, растроганный отец поблагодарил каждого из отпрысков, после чего отправил среднего и младшего сыновей смывать с себя пыль странствий (как-никак, вместе с ним на охоте были!), дочке же шепнул про корзинку с маленькими детенышами горностая в ее покоях.

– Сыно, ты про этот стол мне все уши прожужжал?

Старшенький, стоявший у двери, тут же приблизился:

– Про него, батюшка.