Грань будущего - Хироси Сакурадзака Страница 10

Дешевая книжка, которую я читал, лежала возле подушки.

Это был детектив про американского сыщика, который считался кем-то вроде эксперта по Востоку. Я заложил указательным пальцем страницу со сценой, в которой все основные действующие лица встречаются за ужином в японском ресторане в Нью-Йорке.

Не поднимаясь, осторожно оглядел казарму. Ничего не изменилось. У девицы в купальнике с плаката по-прежнему была голова премьер-министра. Радио с давно отказавшими басами скрипело старую песню с верхней койки; давным-давно почивший с миром певец советовал не плакать об утраченной любви. Я подождал немного и, убедившись, что диджей начал зачитывать прогноз погоды чирикающим, чуть хрипловатым голосом, сел в койке.

Затем повернулся и спустил ноги на пол.

Я изо всех сил ущипнул себя за руку. Кожа начала багроветь. Больно было – просто жуть. На глазах выступили слезы.

– Кэйдзи, подпиши-ка. – Ёнабару перегнулся через бортик верхней койки.

– …

– Ты чего? Еще не проснулся?

– Да нет. Тебе моя подпись нужна? Давай поставлю…

Ёнабару снова скрылся из вида.

– Можно я задам тебе странный вопрос?

– Что еще? Мне просто нужно, чтобы ты поставил подпись там, где линия из точек. – Его голос звучал глуховато через раму койки. – Больше писать ничего не нужно, и не надо рисовать на обороте лейтенанта или еще чего…

– А зачем мне это делать?

– Не знаю. Но я в первый раз именно так и поступил.

– Не сравнивай… ладно, забудь об этом. Я вот что спросить хотел. Наступление будет завтра, да?

– Так точно. Такие планы обычно в последний момент не меняют.

– А ты никогда не слышал о том, чтобы человек переживал один и тот же день раз за разом?

Ёнабару ответил не сразу.

– Ты точно проснулся? День, который был до сегодняшнего, – вчера. День, который будет после него, – завтра. Если бы этот порядок в мире не соблюдался, у нас не было бы ни Рождества, ни Дня святого Валентина. И тогда – кранты. А может, и нет.

– Да. Точно.

– Слушай. Ничего серьезного в завтрашней операции не будет.

– Да, конечно.

– Если будешь слишком трястись, спечешься – лишишься остатков мозгов еще до того, как враг попробует их тебе вынести.

Я тупо уставился на алюминиевые трубки, из которых была сделана рама койки.

Когда я был маленьким, война с мимиками уже началась. Вместо ковбоев и индейцев или копов и грабителей мы сражались с пришельцами, вооруженные игрушечными пистолетиками, стрелявшими пластиковыми пульками с помощью пружинки. Когда в тебя попадали, кожу немного жгло, и только. Даже при выстреле в упор серьезной боли не было. Я всегда играл роль героя, который погибал ради других. Я храбро выскакивал вперед на линию огня, закрывая своим телом товарищей от града пуль. После каждого попадания легонько подскакивал, старательно изображая страдания. У меня здорово получалось. Вдохновленные смертью героя, его товарищи храбро бросались в контратаку. Он благородно жертвовал собой ради спасения человечества. Естественно, объявлялась победа, и все те, кто играл за пришельцев, возвращались на сторону людей и присоединялись к празднованиям. Игру интереснее этой мы и представить себе не могли.

Притворяться, что ты герой, павший в бою, – это одно. Геройски погибнуть на настоящей войне – совсем другое. Став старше, я наконец понял разницу и знал, что не хочу умереть. Даже во сне.

От некоторых кошмаров невозможно избавиться, как и сколько раз ни пытайся. Я затерялся в кошмаре, и как ни старался выбраться, все равно оставался в ловушке. До меня дошло, что я угодил в петлю, из которой не смогу вырваться, и это было хуже всего. Я отчаянно пытался подавить панику.

Неужели это действительно происходит со мной?

Тот день, который я пережил уже дважды, начинался снова. Или, может, это и в самом деле обычный кошмар? В этом случае он и будет развиваться по тому сценарию, который я запомнил. Ведь все происходит только у меня в голове. Почему нет?

Нелепость какая! Я ударил кулаком по матрасу.

Приснился ли мне острый черный наконечник, летящий прямо в меня? Было ли копье, раздробившее нагрудную пластину и пробившее грудь, лишь плодом моего воображения? Действительно ли я просто выдумал море крови и то, как выкашливал куски собственных легких?

* * *

Давайте я расскажу о том, что происходит, когда у тебя больше нет легких. Ты тонешь. Не в воде, а в воздухе. Хватай его ртом сколько хочешь. Разорванные легкие не могут подавать кислород, необходимый твоему телу, в кровеносную систему. Вокруг тебя друзья машинально, не задумываясь, вдыхают и выдыхают, а ты один тонешь в море воздуха. Я не знал этого, пока не испытал сам. Даже не слышал о чем-то подобном. Значит, не мог этого придумать. Все произошло на самом деле.

Не имело значения, расскажу я о произошедшем кому-то или нет, поверит ли мне кто-нибудь, правда останется правдой. Ощущения, навсегда врезавшиеся мне в память, служили тому доказательством. Боль, молнией проносящаяся по телу, ноги, которые тяжелеют так, словно их набили песком, ужас, такой сильный, что не выдерживает сердце, – это нельзя придумать, это нельзя увидеть во сне. Не знаю, как такое возможно, но я был убит. Дважды. В этом сомневаться не приходится.

Я был не против выслушать историю Ёнабару, которую уже слышал раньше. Да я сделаю это десять, сто раз, чем больше, тем лучше. Наш обычный распорядок дня был забит одной и той же ерундой, повторяющейся день ото дня. Но снова пойти в бой? Нет, спасибо.