Полный вперед назад, или Оттенки серого - Джаспер Ффорде Страница 10

— Нет, мэм.

— А печенье? Где мое печенье?

— Печенья нет, мэм. Даже самого завалящего.

— Хмм, — промычала она так, будто ей нанесли величайшее оскорбление. — Тогда еще стакан, парень, для моего мужа.

Я поглядел на зеленого. До этого момента он не выражал желания выпить чаю.

— Неплохая мысль, — одобрил он. — И с молоком…

— Он не пойдет, — вмешался мой отец, не отрываясь от «Спектра».

— Да ничего страшного, — сказал я, думая о Трэвисе и лаймовом, — я схожу.

— Нет, — повторил отец с нажимом, — ты не пойдешь.

Зеленые недоверчиво уставились на нас.

— Прошу прощения, — сказал зеленый с нервным смешком. — Мне на секунду показалось, что вы велели ему не идти…

— Именно так, — ровным голосом ответил отец, по-прежнему глядя в газету.

— Почему это? — Голос зеленой женщины дрожал от праведного негодования.

— А где волшебное слово?

— Нам не нужно никакого волшебного слова.

Отцу — красному в зеленом секторе — жилось непросто. В нашем городе был неплохо представлен весь цветовой спектр, но преобладали зеленые, которые навязывали свои решения, и потому отец был лишь цветоподборщиком в отпуске: его сместили с постоянной должности и отдали ее зеленому. Но так или иначе, отец слишком много повидал в жизни, чтобы позволять помыкать собой. Раньше я с ним никогда не путешествовал и теперь с восхищением наблюдал, как он бросает вызов представителям высших цветов.

— Раз ваш сын не хочет или не может выполнить простое поручение, мы попросим желтого рассудить это дело, — угрожающе продолжил зеленый, кивая в сторону желтого. — Если, конечно, — ему внезапно подумалось, не допустил ли он смертельную ошибку, — я не имею чести разговаривать с префектом.

Отец не был префектом, а его титул старшего советника был скорее почетным, не давая реальной власти. Но у него имелось кое-что, чего не было у зеленых: буквы. Он пристально поглядел на парочку и произнес:

— Разрешите представиться: Холден Бурый, Г. X., Поч.

Только членам Хроматикологической гильдии, или Национальной цветовой гильдии, и выпускникам Смарагдского университета разрешалось ставить буквы после имен. Прочие аббревиатуры были запрещены. Зеленые беспокойно переглянулись. Дело заключалось не в самих этих буквах, а в чувстве тревоги, порождаемом ими. Существовал страх — и сами хроматикологи, думаю, искусственно раздували его, — что, если обидеть цветоподборщика, он пошлет вам вспышку цвета 332–26–85, обеспечив мгновенную закупорку сосудов. Поступать так строжайше запрещалось, но сама боязнь этого делала людей шелковыми.

— Да, вижу… — зеленый глотнул воздуха, готовя отступление, — возможно, мы слишком поспешно стали выдвигать требования. Хорошего вам дня.

И оба потихоньку двинулись вдоль вагона. Я посмотрел на отца — его способность разговаривать на равных с более высокоцветными поразила меня. Никогда прежде я за ним такого не замечал. Интересно, что еще придется увидеть в Восточном Кармине? Но сам он сидел с безразличным видом, закрыв глаза — собирался вздремнуть.

— И часто ты так делаешь? — спросил я.

У меня уже наступало цветопохмелье от лаймового, на периферии зрения появлялись розовые точки.

Отец слегка пожал плечами:

— Иногда. Иметь право приказывать и не пользоваться им ежеминутно — вот признак хорошего гражданина. Невежливость — это плесень на человечестве, Эдди.

Это был один из трюизмов Манселла, но, в отличие от большинства трюизмов Манселла, он сохранял силу.

Поезд остановился в Померанце Речном, где его покинули оранжевые, а вместо них вошли несколько синих. Из товарного вагона в наш осторожно перенесли пианино — на станции шла проверка и погрузка клади. Наконец состав тронулся и через десять минут проехал станцию Медовую, громыхая, свернул вправо и поехал по мосту на деревянных опорах, за которым расстилалась безлесная равнина. На ней паслись стада гигантских ленивцев, жирафов, лесных антилоп и скачущих коз, но эти животные нас не слишком заинтересовали. Путь повернул на север, поезд въехал в ущелье невыразимой прелести. Рядом с рельсом по камням бежала бурная речка, с обеих сторон виднелись крутые холмы, поросшие дубом и белой березой. Они заканчивались утесами из песчаника, над которыми парили воздушные змеи.

Я неотрывно глядел в окно, жадно выискивая красное, как финк-крыса выискивает угланчика. [11]Стояла середина лета; ранние орхидеи уже отошли, настало время маков, цветков щавеля и розовых смолевок. А когда отойдут и они, нас будут до поздней осени радовать львиный зев и гвоздики-травянки. Вот так мы, красные, держимся весной и летом на нашей скромной цветовой диете. Надо сказать, что наше восприятие не полностью притупляется к концу года. Конечно, глаза оранжевых и желтых лучше улавливают осенние оттенки. Но зачастую это время года приносит бурные восторги и нам, когда листья задерживаются на деревьях и потом краснеют от внезапной волны тепла. С представителями других цветов дело обстоит примерно так же. У желтых больше сезонных цветов, у синих и оранжевых меньше. А у зеленых — о чем они все время напоминают — только два хроматических времени года: изобилие угасания и изобилие расцвета. Наконец мне все это надоело, и я взглянул на отцовскую газету.

Там было примерно то же, что и всегда: редакционная статья, восхваляющая функциональную простоту экономики, основанной на различии цветов. На второй и третьей страницах — иллюстрированные рисунками заметки о нападениях лебедей и гибели граждан от молний. Затем шли «Важные советы»: как увеличить свои шансы на выживание, если вас застигла темнота, и еженедельная «Пикантная история». Далее — перечень остановок поездов и рубрика «Новое в науке»: на этот раз в ней помещалась статья о связи солнечных пятен со всеобщим повышением блеклости. А еще — забавные истории от читателей, комикс «День рождения Лапушки Кролика», обзор предстоящей ярмарки увеселений и прогноз: что запретят при Четвертом Великом скачке назад, ожидаемом в ближайшие три года.

Но первым делом я заглянул в раздел брачных объявлений. Не то чтобы я искал кого-то вдали от дома, но там приводились приблизительные расходы на все, связанное с межхроматическими браками. Меня это касалось напрямую — если отец хотел видеть меня женатым на Констанс Марена, он должен был порядком раскошелиться. Объявления делились на два типа. В одних родители указывали, сколько баллов они дают за брак своего ребенка с кем-нибудь, стоящим выше по цветовой шкале, например:

«Дев., 21 год (К: 32.2 %, Ж: 12 %), разнообр. кач-ва. Приятная, хозяйственная, высокий рейтинг удовлетворенности. Ищет более высокоцветн. Приданое: 4125 баллов, 47 овец. Доставка обсужд., возможен послед. отказ. Просмотр: Долинная Охра, ПО6 5АД».

Другие же объявления помещались родителями, желающими породниться с низкоцветными в обмен на баллы и прочее приданое, вроде этого сомнительного анонса: