Фелисетт - Никита Чирков Страница 10

– На самом деле меня это удивило – твоя скромность, если можно так выразиться. Я был уверен на все проценты, что когда ты захочешь вновь вернуться в мою жизнь, то выбьешь дверь ногой и заявишь о себе, словно долбаный завоеватель. Отчасти это даже радовало: твой приход был бы сразу в лоб, без игр и хитрости. Хах, тут я удивился, ничего не скажешь. Я бы спросил, чего ты ожидал на самом деле от всего этого, но… знаю, бессмысленно – тебя, Холд, всегда хрен поймешь. Это я усвоил с годами. Ты даже не представляешь, как долго я пытался честно тебя понять. Все твои решения и действия… искал оправдания, представлял иной контекст. Да я даже думал в момент, что это в маме было дело…

На этих словах Холд встал, посмотрел на сына опять же непонятным тому взглядом и показательно уставился вдаль, куда‑то в сторону корабля. Они были похожи на двух путешественников, плечом к плечу изучавших грядущий путь к некоей очень далекой цели. В определенном смысле так же можно описать и их внутреннее состояние, даже если они и не признаются в этом. Нил же решил продолжить, борясь с зудом в затылке:

– Знаешь, как помню я: первые лет десять‑двенадцать было круто, пусть я постоянно болел, но мы были вместе. Мама меня лечила, заодно обучая помаленьку тонкостям медицины. Мы были прям командой!.. – Нил немного осекся, мысль о том, что подобного не случилось в его семье, кольнула прямо в сердце. – А потом ты пропал. Мама с трудом переживала этот… разрыв, измену, или… я так и не узнал, в чем причина. Но через год ты вернулся, вроде все стало налаживаться, она перестала мне врать о причинах твоего ухода. Но, к сожалению, уже ничего не вернулось в прежнее русло. Что в целом ожидаемо, но только я‑то был ребенком, не знал еще всех правил. Как ты думаешь, – начал Нил, сделав шаг ближе, но Холд не смотрел на него, взгляд был направлен вдаль, – обоснованно подросток ненавидит отца за его внезапно говенный характер?! Когда ты вернулся, может, ты и не помнишь, но мразью той еще стал. Разочарование в родителях ребенок помнит долго. Это очень сильно влияет на становление, на себе познал. Я даже не знаю, откуда в тебе цинизм, жажда контроля, пфф, чуть не забыл, паранойя такая… бухал ты тогда знатно, ой знатно! Как же я тебя ненавидел… а знаешь, когда я стал тебя презирать?

Холд повернул голову и с тяжелыми глазами ожидал ответа.

– Когда ты даже не пришел на ее похороны. А ведь она защищала тебя, оправдывала! Порой мы с ней ссорились из‑за того, кем является глава нашей долбаной семьи! Я все делал, лишь бы залечить оставленные тобою раны! Ей было плохо, очень плохо, в определенный момент мне пришлось заботиться о ней, потому что депрессия и апатия убивали ее… Ребенок не должен таким заниматься. Она была трудным человеком, а после твоего ухода изменилась до неузнаваемости. Так что мне пришлось взрослеть, очень и очень быстро взрослеть, чтобы заботиться о ней. Как бы я ни пытался ее переубедить, она все равно любила тебя, а ты даже не пришел на ее похороны, и плевать, что уже пару лет к тому моменту ты опять где‑то шлялся! Я искал тебя, что‑то внутри меня еще грело надежду, но… – Нил выдохнул, махнув рукой, – что уж теперь. Остались вопросы, откуда мое отношение к тебе из говна слеплено?

Холд держал в себе очень многое, прилично больше, чем ожидал Нил в самых оптимистичных оценках.

– Я всегда любил твою маму. У меня не было ни одной другой женщины, кроме нее. Если ты хочешь услышать, как мне плохо без нее, то ты услышал.

Говорил он с трудом, выкорчевывая каждое слово из самых глубоких ям. Нил такого не ожидал, уж совсем не привычно было оголение отца, пусть и такое емкое. А вот дальнейшие слова Холда были под стать худшим ожиданиям:

– А теперь скажи мне, сын, зачем на самом деле мы говорим об этом? Она умерла двенадцать лет назад. Чуть‑чуть – и познакомилась бы с Лилит, а вскоре и внука бы увидела… Но ты заговорил обо этом лишь сейчас.

– Ну смотри, если мы с тобой так и будем собачиться, дельного ничего не выйдет. Да и я не хочу, чтобы Максим видел то, что для нас уже стандарт! И еще напомни‑ка мне, на какой ноте мы разошлись в прошлый раз? Да, я думал, Лилит разведется со мной, после…

– Мотив хороший, – Холд отсек личное, включив свой извечный прагматичный взгляд, – но ты либо лжешь мне, либо себе. Пытаешься поставить во главу проблем наши с тобой отношения, хотя в упор не замечаешь или не хочешь замечать, что должно тебя волновать на самом деле.

Даже не заметив, они почти столкнулись лбами.

– Мне хватило одного взгляда. Ты думаешь, никто не замечает, но видно за милю, что у вас с Лилит проблемы, как и с вашим сыном. Я не сильно удивлен, ты встретил ее через полгода после смерти матери. Это неприятно слышать, я прекрасно тебя понимаю, но ваши отношения изнача…

– Ты прав. – Перебить отца было приятно. – Но я не могу ничего поделать, пока мы с тобой не закроем все вопросы.

– Неправда. Я это знаю потому, что совершил когда‑то такую же ошибку. И ты, хочешь признавай, хочешь нет, но факт неизменен, я уже говорил и еще скажу – ты повторяешь мои ошибки. Тебе проще злиться на меня и искать новые отговорки, вместо того чтобы разобраться в своей жизни!

– Ты разочарован во мне из‑за этого?

– Да. Ты слишком похож на меня.

Разговор был тяжелым, каждый ощущал больше ожидаемого и желаемого, находя все новые и новые ниточки для раскрутки старых комков, болью отдающих по всем нервам при одном лишь касании. Но будем честны: они и так сказали многое, это бы еще переварить правильно.

– Есть многое, что нам стоит обсудить, сын, но… мне поздно меняться, тебе – нет.

Нил не рассчитывал на такой исход, да и вряд ли кто‑то на его месте мог даже близко предположить, насколько изначальное желание перемирия обернется обесцениванием второй стороной этой самой войны. Ведь его еще и упрекнули, удивляется Нил, вновь ощущая себя недостаточно умным и сильным перед отцом, возвышавшимся над всей его жизнью. Он уже давно не ребенок, но этот человек вновь и вновь будто бы меняет реальность, заставляя вернуться в прошлое, доказывая незначительность претензий, а следственно, и чувств Нила. Не стоит дальше копать состояние сына, он и сам еще не все осознал, пусть и так ясен основной итог: Холд вновь переиграл его. Причем на самом деле, если подумать, разве отец не был прав насчет сына? Был, конечно же, был, но это как минимум не избавляло Нила от, мягко говоря, дискомфорта, вызванного Холдом. А как максимум – его снова поставили на место, ткнув в очевидное перед носом. А значит, может, и правда стоит сменить акцент?

Но кое‑что неожиданно не просто не дало Нилу завершить битву – да хоть на какой‑то ноте, а почти лишило его главного противника всей жизни. Но, думаю, самый прыткий читатель уже понял, что на самом деле Нил и был самым своим главным противником. А вот прародитель этой борьбы, по велению необсуждаемой стихии Аттона и по причине банального несоблюдения техники безопасности, на глазах сына упал с крыши, приземлившись спиной вниз прямо перед входом в «Фелисетт».