Неистовые джокеры - Лианна С. Харпер Страница 10

— Ты вызвал полицию? — спросил Хирам.

Торговец кивнул.

— Хорошо. Гравитационное искажение действует только короткое время. Я могу продержать их в таком виде до приезда полиции, но израсходую уйму энергии. — Он нахмурился. — Да и им не пойдет на пользу. Такая тяжесть — колоссальная нагрузка на сердце. — Хирам бросил взгляд на свой золотой «Ролекс». Была половина восьмого, — Мне нужно в «Козырные тузы». Черт, мне сегодня только этой чепухи не хватало! И сколько еще придется объясняться с полицией…

Жабр перебил его.

— Иди. — Он ласково, но настойчиво подтолкнул толстяка к выходу. — Я разберусь со всем сам. Пожалуйста, уходи.

— Полиции будут нужны мои показания, — возразил Уорчестер.

— Нет, — замотал головой торговец. — Я позабочусь обо всем. Хирам, я знаю, что ты хотел как лучше, но не надо было… то есть я имел в виду… в общем, ты не понимаешь. Я не могу выдвинуть обвинение. Пожалуйста, уходи. Не лезь в это дело. Так будет лучше.

— Ты шутишь! Это хулиганье…

— Моя забота, — закончил вместо него Жабр. — Пожалуйста, прошу тебя. Не вмешивайся. Уходи. Ты получишь своих омаров — отборных омаров. Я обещаю.

— Но…

— Уходи!

* * *

Он яростно наподдавал бедрами, и хриплое дыхание толчками вырывалось из груди в такт тиканью желтого, как цыпленок, будильника на прикроватной тумбочке. Рулетка отвела топазовые глаза от карих глаз Стэна, взглянула на секундную стрелку, медленно ползущую по циферблату.

Время. Тиканье часов, пульсация в венах крови, гонимой неумолимым стуком ее сердца. Отрезки времени. Отрезки, отмеряющие утекающую жизнь. В конечном итоге все сводится именно к этому. Время не обращает внимания ни на богатство, ни на власть, ни на святость. Рано или поздно смерть придет и остановит эту ритмичную пульсацию. А у нее есть приказ.

Рулетка протянула руку, нежно коснулась виска Стэна.

Она сделала глубокий вдох, собираясь с силой и решимостью, но разрядки не произошло. Ей нужна была ненависть, но она чувствовала лишь неуверенность. Женщина откинулась на спину и призвала на помощь воспоминания.

Мучительная схватка, мысль о том, что скоро все будет кончено и она сможет взять на руки свое дитя, а боль останется в прошлом. Глаза врача, расширившиеся от ужаса. Отчаянная попытка приподняться и взглянуть на существо, извивающееся между ног…

Ее напряженный живот обмяк, в вагину хлынула теплота — ядовитая волна вырвалась на свободу. Глаза у Плакальщика внезапно вылезли из орбит, губы искривились, и он отпрянул от нее, больно обдирая нежную плоть стремительно распухающим членом. Прикрыв руками дрожащий багровый отросток, туз несколько раз хрипло икнул и испустил полузадушенный крик. По подбородку протянулась тонкая струйка слюны; зеркало над комодом взорвалось хрустальным водопадом, осыпав кровать дождем стеклянных осколков. Пик распространяющейся звуковой волны принял на себя маленький будильник. Стекло раскололось, стрелки застыли на месте, и механизм издал надтреснутый обреченный писк, точно жалуясь на безвременную и бесславную гибель.

Звук будто кулаком ударил Рулетку по правой щеке, оставив безобразный синяк на коже цвета кофе с молоком; из уха вытек ручеек крови. Вдох встал ей поперек горла, как острый камень; желудок свело судорогой. Искаженное мукой лицо Плакальщика нависало над ней, и она знала, что смотрит на мертвеца. Его грудь отчаянно вздымалась, зубы обнажились в жутком оскале, а от раздутого и уже совершенно почерневшего пениса к паху и животу расползалась багровая синева.

Ее ноги бестолково скользили по скомканному атласному покрывалу. Она словно пыталась плыть по стеклу. Последним отчаянным рывком женщина поднялась на колени и обхватила рукой грудь туза. Другой рукой она вцепилась в слипшиеся от пота волосы и крутанула голову так, что лицо оказалось повернуто к стене, отделяющей спальню от гостиной. Предсмертный, останавливавший время крик эхом прокатился до края вселенной и обратно, и стена разлетелась на куски. Осыпавшаяся штукатурка оседала на пол ленивыми спиралями, драла горло, забивалась в ноздри. Обломки понесло по полу гостиной, и дальняя стена уже начинала выпячиваться наружу. Какое-то мгновение Рулетка смотрела на эту готовую взорваться стену, представляя себе, как она рушится, воображая, с каким видом толстая парочка обывателей из соседней квартиры будет таращиться на зрелище, которое она собой являет. Голая женщина, сжимающая в объятиях голого мужчину — раздутый член размерами подошел бы скорее жеребцу, тело разбухло от воздействия яда, который разрывает клетки крови, отмечая свое продвижение по организму иссиня-черными пятнами.

Плакальщик содрогнулся в новой конвульсии, но горло уже распухло, и голосовые связки не действовали. Мокрая от пота кожа на спине казалась холодной и липкой; по комнате распространилось зловоние — опорожнились мочевой пузырь и кишечник. Задыхаясь, она отпихнула его, выбралась из постели и сжалась в комочек на полу у кровати.

Разгром Клойстерс. Он недвусмысленно дал понять, что каменные стены сровнял с землей Черепаха. Но это была ложь! Он поклялся, что никакой угрозы нет, а ведь ей никогда прежде не приходилось убивать тузов. И это тоже была ложь.

Женщина прижала ладонь к уху и как завороженная уставилась на подсыхающую кровь, запачкавшую пальцы. Бессознательная обида на предательство добралась до сознания и выкристаллизовалась в гнев. «Он знал, но мне не сказал ни слова». Неужели он хотел, чтобы она погибла здесь, в этой квартире? Но кто тогда убил бы для него Тахиона?

Вой сирен напомнил об опасности. Она так углубилась в размышления о смерти и предательстве, что совершенно забыла об окружающей действительности. Вряд ли на всем Манхэттене нашелся хотя бы один человек, который не слышал бы этого предсмертного крика. Время убегало. Если она хочет остаться в живых и достичь своей главной цели, ей тоже нужно бежать. Рулетка откинула на спину спутанные волосы — крошечные жемчужинки и хрустальные бусины, вплетенные в длинные пряди, цеплялись за пальцы. Чулки и пояс с подвязками запихнула в сумочку, кое-как натянула платье и всунула ноги в босоножки на высоких каблуках. И обвела последним взглядом разгромленную комнату, чтобы проверить, не осталось ли в ней каких-нибудь следов ее пребывания — не считая, разумеется, самого главного — раздутого почерневшего тела на кровати.

«Мне всегда хотелось быть не таким, как все».

У нее вырвался нечленораздельный крик, и она со всех ног бросилась к пожарной лестнице. Высокий каблук угодил между прутьев железной решетки, и Рулетка, выругавшись, скинула босоножки. Сжимая их в руках, она преодолела пять пролетов, отделявших ее от первого этажа, и спустила выдвижную лестницу на грязную, усыпанную мусором мостовую переулка. Среди слизких подгнивших листьев салата, полиэтиленовых упаковок и вонючих жестянок мерцали, словно волшебный иней, осколки сотен вылетевших окон. Битое стекло захрустело под ногами; один острый осколок глубоко впился ей в пятку.

Она зашипела, вытащила стекло и натянула босоножки. «Противостолбнячный укол, мне необходим противостолбнячный укол. Последний раз я делала прививку в тот месяц, когда мы с Джозией были в Перу».