Цель неизвестна. Победителей судят потомки - Марик Лернер

— Неприятель быстротою наших движениев был свыше крайне удивлен, — возбужденно говорил поручик Армфельд на вполне приличном русском языке. Высокий, симпатичный молодой человек. Типичный викинг, белобрысый и могутный. Токмо в мундире нового образца Второго Московского полка. Очень доволен, что свел столь полезное знакомство, а не болтается в тыловых частях.

«Свыше крайне» — это мелочь. Мне так на шведском вряд ли удастся скоро объясниться. Да и не рвусь, откровенно говоря. Напротив, демонстративно требую обращаться по службе на государственном русском, сиречь имперском. В свободное время и дома можешь изъясняться хоть на китайском наречии, но желающим делать карьеру придется постараться всерьез. Причем не моя якобы блажь, а императрицы. Она старательно изображает самую русскую из всех русских, избирательно забыв отца, но подчеркивая происхождение от родных берез. Многие очень хорошо поняли намек, когда она отказалась беседовать с гвардейскими офицерами по-немецки.

Дворянство балтийских провинций и Шведского королевства согласно привилегиям, полученным при завоевании и подписании унии, не было обязано служить. Однако если кто-нибудь из них поступал в армию (кроме шведских полков, хотя и там высшее офицерство не могло обойтись без русского, а значит, и в генералы без него не попадешь), то с недавних пор на тех же условиях, что и прочие подданные. Включая необходимость знания языка страны и ведения на нем документации. Иначе продвижение становилось достаточно сомнительным.

Ничего ужасного не произошло. Многие благородные шли воевать вовсе не от горячего характера. Все больше по причине бедности и плодовитости родителей. Кое-кто гордо отказался следовать правилам и отправился за границу, но сомнительно, что там они получат больше. По мне, умные и проявляющие рвение без малейших сомнений способны за пару лет научиться если не трактаты научные писать, так командовать на языке страны, которой даешь присягу. А если нет, то нужны ли России такие остолопы?

— Мы маршировали к Мемелю со всей возможной скоростью, — продолжал Армфельд, — избавившись даже от множества нужных вещей, например, осадного парка орудий. Его подвезли позже на кораблях.

Эти сказки стоило бы рассказывать кому другому. Мне лично пришлось подгонять в очередной раз неизвестно почему заосторожничавшего Ласси. Во всей Восточной Пруссии было всего три крепости: Пиллау, Мемель и Кенигсберг. Сколько-нибудь важное значение имел только Кенигсберг, защищенный непрерывным поясом укреплений с тридцатью двумя бастионами, цитаделью и отдельным фортом Фридрихсбург.

Вместо стремительных действий армия толпилась у дыры под названием Мемель, где всего гарнизона один батальон. Восемьсот человек, включая ополченцев, против шестнадцатитысячного осадного корпуса и при полной блокаде с моря. Не имело ни малейшего смысла держать здесь все войска, вполне хватило бы и половины того, а остальных, в особенности казаков с калмыками, лучше было использовать для других целей. Еще и после обстрелов выпустили гарнизон с почестями, пусть без оружия и имущества.

Не понимаю фельдмаршала и его поведения. В Швеции действовал в лучшем виде, под Азовом тоже удачно. А в Крыму и Пруссии его будто подменили. Фридриха, что ли, боится? Так он сейчас занят в совершенно ином месте. Фактически бросил на произвол судьбы и Восточную Пруссию, и Померанию. Восточная Пруссия бедная страна, с песчаной почвой, болотами и слабо заселенная, и не здесь его устремления. В ней едва насчитывалось около пятисот тысяч жителей.

Разве дело в черноземе? А для нас с Анной Карловной завоевание здешних земель чрезвычайно важно. Взяв эти земли, Россия получает два незамерзающих порта на Балтике — Мемель и Кенигсберг, подходящие для содержания и военно-морского, и торгового флота. Практически вся польская и литовская торговля идет через Кенигсберг и в меньшей степени Данциг. В этом случае даже «щедро» уступленные Австрии коренные ляшские земли станут платить пошлину империи.

Упустить такой лакомый кусок было бы непростительной ошибкой. Мы надеемся закрепить свои права на оккупированную землю по заключении всеобщего мира. Именно поэтому я вынужденно бросил все хозяйственные дела, плюнул на варшавский комфорт (действия немногочисленных повстанцев не в счет, они в лесах) и отправился наводить порядок в северной армии.

Ласси вообще не очень рвался изначально за подвигами, пытаясь отбрехаться местными делами и недостаточным контролем за уже занятой литовской территорией. В принципе так и есть. Добрую половину корпуса пришлось раскидать гарнизонами, а существуют места, где русских солдат до сих пор не видели и вряд ли подозревают о смене власти. Правда, здесь и на Украине население все больше поддерживает нас и особых проблем нет. Все же православные в подавляющем большинстве, и даже магнаты не пытаются организовать сопротивление. Тут не Польша, где пришлось выдержать несколько серьезных столкновений, прежде чем загнали в леса остатки отрядов недовольных дворян. Только Австрия требует оплатить кровью захваты, и для России данное вторжение лучший вариант.

— При вступлении в город командующий приказал отслужить в лютеранской церкви благодарственный молебен. Затем чиновникам и всем жителям города пришлось принести присягу на верность императрице Анне.

Я невольно покосился на рассказчика. Густав Армфельд не может не испытывать смешанных чувств по данному поводу. Семейство его, как и Врангели, достаточно разветвленное и многочисленное. Лично он проживал на отошедших к России финских территориях, по крови швед и не так давно тоже вынужденно клялся в верности новой власти. Полагаю, с одной стороны, он доволен — не им одним пришлось ради сохранения владений от конфискации склонить голову перед русскими. С другой — поступив на службу, не против повоевать, а здесь ничем отличиться не удалось. Штурма не случилось, только артиллерия лупила по Мемелю.

— Имелись недовольные и отказавшиеся? — спрашиваю.

Все чиновники, все пасторы окрестных приходов, все обыватели мужского пола старше пятнадцати лет, независимо немецкого или литовского происхождения, должны принести присягу. Ответ мне известен, но любопытно его отношение.

— Многие разбежались еще при появлении первых наших разъездов. Боятся. Потом реквизиция лошадей и припасов мало удовольствия доставляет бюргерам и крестьянам. Фуражирующие иррегулярные кавалеристы не особо сдерживаются.

В переводе это означает: мародерствуют казаки с калмыками. Странно от них чего другого ожидать. Приятного мало, когда имущество отбирают. Но это уж как водится. На войне кормятся за счет противника, и мало кто осуждает подобное. Фридрих и сам не без греха.

— В Тильзите сразу согласились открыть ворота, мы и дойти до города не успели. Нижайше просили фельдмаршала взять под свое покровительство.

А вот это новость. Видимо, гонцы в дороге меня не обнаружили. Хотя не сказать уж очень неожиданная. Видать, навели калмыки шороху. В пути через российские земли их сопровождали специально выделенные подразделения, чтобы не баловали. А здесь, похоже, развернулись во всю степняцкую ширь. Немцы теперь готовы и молебны служить во славу русского оружия, лишь бы не грабили.