Опасные союзники - Алекс Орлов

Жизнь в Пронсвилле оказалась не такой беспечной и простой, как поначалу казалось Мартину и Рони. Да, цены на городском рынке были заметно ниже лиссабонских, но время шло, и заработанные деньги таяли, тем более что большую их часть Мартин с Рони потратили на покупку дома на окраине города с участком в двадцать таланов и хозяйственными постройками. Это обошлось в триста двадцать золотых терций – сумма немалая.

Разумеется, можно было купить за гроши усадьбу в деревне, но ехать в деревню они не хотели, там был свой маленький мирок, свои отношения, впутываться в которые ни Мартину, ни Рони не хотелось. Им хотелось удобств и процветания, ведь ради этого они немало потрудились.

Мартин даже подумывал завести семью и приглядывался к цеху белошвеек. Рони был для женитьбы слишком молод и поглядывал в сторону служанок – те были куда легкомысленнее.

Вместе с тем компаньоны понимали, что нужно как-то зарабатывать на будущее, поэтому купили пустующую лавку, привели в порядок и занялись торговлей коваными гвоздями и подковами.

За первые пару недель удалось наладить кое-какую клиентуру – наценки на гвозди делали совсем небольшие, и через месяц кованых гвоздей брали уже по дюжине, а сапожных и вовсе по три фунта. Стала продаваться проволока-тянучка, ее поставлял деревенский кузнец за двадцать миль к северу, а брали мебельщики – чего-то там стягивали.

В общем, дела пошли, и Мартин подумывал вскорости открыть вторую лавку на другом конце города, но – не сложилось.

В одну из ночей лавка запылала, и остались от нее только головешки – товар перед поджогом вынесли.

Уличный сторож утверждал, что ничего не видел, однако старательно прятал глаза и, когда Мартин пытался допросить его с пристрастием, угрожал пожаловаться королевскому полицайпрокурору.

Впрочем, и так было ясно, кто устроил поджог. В слободе имелись еще пять лавок по гвоздям и скобяной части – поджечь мог любой из их владельцев, поскольку цены новых лавочников никого не устраивали.

– Я найду этих сволочей, Мартин! Вот увидишь!.. – грозился Рони и действительно нашел. Через три дня запылали все пять скобяных лавок, и месть была произведена, однако легче не стало. Тридцать золотых монет, отданных за лавку, назад не вернулись, а на погоревшее место желающих не было.

Вместо покупателей горелого участка явился лично королевский полицайпрокурор в сопровождении двух сержантов – с главного рынка и с рыбного.

Мартин тогда сидел перед домом и кормил уток, которых разводила их домработница Зена – немолодая женщина пятидесяти с лишним лет. Зена вела все домовое хозяйство, считала расходы, и Рони с Мартином были счастливы, что однажды приняли ее на должность сторожа.

– Доброго дня, господин Мартин без фамилии… – издалека начал полицайпрокурор, а в дальнем конце переулка жались на углу пятеро владельцев погорелых лавок, которые и вызвали королевского чиновника.

– Доброго и вам здоровья, ваше превосходительство, – ответил Мартин, прогоняя уток и сбрасывая с колен крошки, которыми кормил птиц. Он подошел к невысокой ограде, понимая, о чем пойдет речь, в то время как Рони прятался за сараем.

Разговор был коротким. Предъявить обвинения уважаемым домовладельцам полицайпрокурор не мог, и все обошлось полунамеками. Как выяснилось при разговоре, в ночь поджогов Мартин спал, Рони тоже спал, и их работница также спала крепко, поскольку напилась капель валерианы от нервов. Мартин выразил свое сожаление, что ничем не смог помочь, и пожаловался, что их тоже пожгли – точно таким способом.

В общем – обошлось.

Но это были пустяки по сравнению с тем, что деньги почти кончились, а никакой новой торговли или другого прибыльного дела партнеры не нашли. Остававшаяся горстка серебра еще давала им возможность прожить в скромности месяца два, но в дальнейшем не наблюдалось никаких улучшений, поэтому однажды, сидя за ужином, Мартин и Рони, ковыряя вилками засахарившееся варенье, предавались невеселым думам.

Все свои идеи они уже использовали, а новых не приходило.

– Чего заскучали, хозяева? – спросила их баба Зена, ставя на стол позавчерашние полпирога с грушами.

– Дык, нету дела-то, – вздохнул Мартин и принялся жевать черствую корку, которую бросил три дня назад, да теперь Зена снова ее подсунула. Корка была жженой, но Мартин не замечал, поглощенный невеселыми думами.

– Зарабатывать нечем, баба Зена, – добавил Рони и сунул в рот кусок колотого сахара. Потом шумно запил его отваром и так же, как и Мартин, стал глядеть перед собой в стену.

– Ну, я похожу, поспрашиваю, – неожиданно сказала Зена, собирая крошки шербета и ссыпая их в отдельный мешочек – для особо приближенных уток.

У Зены учитывалась каждая крошка, и если бы не мясо да утиные яйца, серебро закончилось бы месяц назад, а так они еще сносно питались, и Зена обещала устроить на земле огород – все равно участок пустовал.