Темная война - Глен Кук

I

То была худшая зима на памяти многих – что вскоре признали даже Мудрые. Снег рано пришел с Жотака и к восходу Гривастой звезды лежал слоем в несколько лап. Пронизывающий ветер продувал все щели бревенчатых логов стаи Дегнан, пока старухи, не выдержав, не выгнали самцов на улицу, чтобы обложили покатые крыши кусками дерна. Самцы старались изо всех сил, но ветер пожрал ледяными клыками все тепло земли, и та не поддавалась их орудиям. Они пытались завалить крыши снегом, но непрестанный ветер уносил его прочь. Запасы дров таяли пугающе быстро.

Молодняк стаи, когда ему не находилось других занятий, обычно рыскал по близлежащим холмам в поисках валежника. Но в эту суровую зиму Мудрые нашептали на ухо охотницам, и охотницы приказали щенкам не выходить за окружавший стойбище частокол. Щенки чуяли: что-то изменилось, и им становилось не по себе.

Никто не произносил слово «граукен». Старые жуткие истории на время позабылись. Никому не хотелось пугать малышей. Но все взрослые знали, что подобная погода готова пробудить зверя, таящегося под шкурой мета.

Все знали, что дичи в Жотаке наверняка будет мало, а у стай кочевников с северных земель рано иссякнут запасы еды и они наверняка вскоре придут на юг. Некоторые являлись даже в более мягкие зимы, похищая все, что попадалось под лапу, а в случае нужды и вступая в драку, чтобы завладеть плодами труда оседлых собратьев.

А в страшные зимы – каковой обещала стать и эта – они даже уносили маленьких щенков. Среди метов, в самом сердце великой зимы, голод не знал преград.

В рассказах, звучащих у очага, граукен был ненасытным чудовищем, которое обитало в тенистых лесах и скалистых холмах, подстерегая неосторожных щенков. В реальности же граукен был порождением голода, вынуждавшего забыть о цивилизации и разуме. Мудрые Дегнанов нашептывали охотницам, желая, чтобы у щенков вошло в привычку держаться поблизости и быть настороже задолго до того, как рычащий граукен явится из темного убежища.

На плечи измученных самцов легло очередное бремя. Они совершали вооруженные вылазки в поисках валежника и длинных прямых бревен, пригодных для строительства. К их обычным изматывающим обязанностям добавились расширение и укрепление спирального частокола из острых как иглы кольев. А также – доставка в логова снега, который затем растапливали. Полученную воду вновь выносили на холод, где заливали в формы и замораживали в кирпичи, из которых постепенно выстраивали внешнюю защиту для логов.

Такого ветра, как этой зимой, стая еще не знала. Даже в Летописи не упоминалось ничего похожего. Ветер стонал и выл не переставая. Похолодало настолько, что даже снег перестал падать. Любой, осмелившийся взяться голой лапой за металлическое орудие, рисковал лишиться кожи. Неосторожные щенки обмораживали мордочки. Страх светился в глазах Мудрых, когда они склоняли к очагу головы, бормоча беззубыми ртами о дурных предзнаменованиях. Сагана, самая мудрая из Мудрых, ежедневно жгла благовония и приносила жертвы. Все время, когда она не спала, ее дрожащие, изуродованные болезнью старые лапы плели могущественные фетиши и амулеты, которые вешали над входами в логова, умиротворяя духов.

Ветер не унимался. Зима становилась все студенее. Тень страха закралась в самые отважные сердца.

Охотницы обнаружили следы чужих метов в нескольких часах пути от стойбища, возле границ охотничьих угодий стаи Ласп. Возможно, их оставили охотницы Ласпов, выбравшиеся за пределы своей территории в поисках мелкой дичи, не впавшей в спячку. Но снег не хранил запахов, и всех преследовали самые худшие опасения. Не дикари ли это с севера, начавшие разведывать Верхний Понат?

В пещере Мачен, недалеко к северу от стойбища, обнаружили остатки старого костра. Даже зимой лишь самые отважные, отчаянные или глупые осмеливались ночевать в пещере Мачен. Ласпы или любые другие соседи предпочли бы продолжить путь ночью, чем искать там убежища. Мудрые шептались, а охотницы что-то бормотали друг другу. Знающие Верхний Понат ведали и то, что в пещере Мачен обитает тьма.

II

Марика, щена Скилджан, встретила свой десятый день рождения в худшую из зим, когда по углам логова матери таился страх, подобно мрачным теням из старых историй, которые больше не рассказывали старухи. Вместе с другими выжившими щенками из ее помета, Кублином и Замберлином, она попыталась отпраздновать это событие в свойственной щенкам манере, но это нисколько не развеяло угрюмого настроения старших.

Обычно щенячьи забавы основывались на старых преданиях и сказках, однако Марика и Кублин сочинили собственную приключенческую историю и, несмотря на протесты Замберлина, репетировали ее несколько недель. Марика с Кублином считали, что сумеют удивить старших, Замберлин же полагал, что они лишь оскорбят закоснелых Мудрых. Как в итоге оказалось, только их мать хоть сколько-нибудь отвлеклась от забот, слушая их повествование, и все их ожидания пошли прахом. Они пытались сопроводить выступление музыкой. Марика неплохо играла на флейте, а Замберлин с энтузиазмом колотил в обтянутые шкурами барабаны. Кублин пытался петь.

Одна старуха рявкнула, раздраженная шумом. Щенки не сумели вовремя остановиться, и Скилджан пришлось вмешаться, встав между старухой и ними.

Щенки пытались жонглировать, Марика в этом была весьма талантлива. Летом подобное зрелище всегда приводило старух в восторг. Казалось, она способна повелевать мячами в воздухе. Но теперь даже мать не проявила особого интереса.

Покинутые всеми, щенки забились в угол, согревая друг друга своим теплом. Холод пробирал до костей, леденя не только тело, но и душу.

В любое другое время года старшие огрызнулись бы на них, заявив, что они уже слишком взрослые для подобных глупостей. Но в эту ужасающую зиму старшие не обращали внимания на щенков, а те старались не попадаться им на глаза, поскольку все были на пределе и тонкий налет цивилизации мог слететь в любой миг. Если с кем-то из метов происходило подобное, он превращался в убийцу. Слишком тонка была нить, связывавшая их род с культурой и разумом.

Марика жалась к братьям, чувствуя, как отчаянно колотятся их сердца, и глядя сквозь дымный полумрак на старших. Кублин тихо скулил от страха. Он не отличался крепким здоровьем и был уже достаточно взрослым, чтобы знать, какой порой бывает судьба слабых самцов в суровые зимы.