Интриги дядюшки Йивентрия - Максим Ельцов

По мнению историков и сочувствующих им бездельников, улица Попутных Ветров в точности повторяла все изгибы тропы на водопой, протоптанной одним полуслепым трехлапым волком от своего логова. Род человеческий в те лохматые времена имел поразительную способность обожествлять практически все, что попадалось в поле зрения. Так уж получилось, что трехлапый волк был вполне успешно обожествлен и стал, таким образом, Трехлапым Волком, а его тропка стала, естественно, местом сакральным и всячески почитаемым.

Пролетели тысячелетия, за это время некоторые люди научились ходить всего на двух конечностях. Тропа, в свою очередь, превратилась в широкую полосу непролазной грязи, ее стали называть дорогой. Вдоль дороги разрослись деревушки феноменально нищенского вида, в центре каждой из которых дорога ныряла в отличную приправленную отбросами лужу. В луже лениво похрюкивающими островами возлежали свиньи. Покой их нарушался только в двух случаях: или пора было превращаться в ветчину, или через их лужу проносились на шелудивых клячах правитель этих мест и его свита. Между прочим, этот правитель носил славное имя Лупри, что в дословном переводе на современный язык значит «трехлапый волк». Господин Лупри был еще большей свиньей, чем обитатели лужи.

Незаметно пролетел пяток-другой веков, и дорога, обманутая коварными людьми, оказалась в плену городских стен. Ее окружили несуразные дома из невероятно унылого серого камня, ее вымостили булыжником, ее даже стали иногда подметать в честь праздников (в основном похорон, конечно же). С дорогой случилось самое страшное, что может случиться с дорогой: она стала улицей. Этот и без того прискорбный факт люди после некоторого размышления решили усугубить и дали улице имя, уже упомянутое выше. Улица Попутных Ветров довольно романтичное название, но никакой романтикой тут и не пахнет. Просто по ней было принято провожать господ Лупри на бесконечные подвиги во множественных войнах, которые тогда были в моде. Каждый раз провожающие очень надеялись на то, что провожаемые уйдут с концами, ну или хотя бы подальше и на подольше. А уйти подальше и на подольше гораздо проще при попутном ветре. К счастью, господа Лупри к тому времени уже окончательно погрязли в кровосмешении и самодурстве и не смогли углядеть в названии никакой издевки. Все-таки есть у кровосмешения и самодурства свои плюсы.

Следующие век или два промелькнули и вовсе незаметно. Улица сменила булыжник на брусчатку, перестала умываться помоями и предпочла в качестве своих берегов более изящные домики, хотя какие там домики, скорее уж особняки или даже дворцы, которые, между прочим, смотрели на улицу приветливо светящимися окнами, а не глухими ставнями. Вдоль улицы появились изящные масляные фонари. Довольно бессмысленные с точки зрения освещения, но очень полезные, по мнению собак, объекты. Вот как раз в свете этих фонарей и прогнали в шею господ Лупри по всей улице Попутных Ветров от их родового замка до их родовой виселицы, ставшей серединой площади Благого Намерения. И осталось от них на память только название города. Просто и без изысков: Лупри. Пожалуй, кровосмешение и самодурство все же до добра не доводят.

Последние десятилетия не сильно повлияли на улицу Попутных Ветров, так как населяли ее люди вполне респектабельные, очень зажиточные, а следовательно, консервативные донельзя, но она нашла способ измениться. Впервые со времен полуслепого трехлапого волка, бродившего на водопой от своего логова, она пересекла реку, дать название которой до сих пор никто не удосужился. Появился мост, украшенный перилами с изображением Трехлапого Волка и почему-то каких-то бесстыдных теток с рыбьими хвостами вместо ног, а за мостом тянулись бесконечные фабрики, заводы и трущобы. Через этот новый грязный мир улица шла прямая, заляпанная разноцветными кляксами асфальта, маслянистых луж и бездонных колдобин, освещенная неласковым светом новомодных электрических фонарей. Короче говоря, довольно унылое зрелище она представляла за мостом. Наверное, не просто так трехлапый волк никогда не ходил на другой берег.

Йозефик вир Тонхлейн каждый день прогуливался по улице Попутных Ветров дважды. Не то чтобы он так любил пешие прогулки, по правде говоря, он бы предпочел лихие поездки на новеньком автомобиле с ветерком в волосах и легким хмелем в голове. Но, увы, финансовые возможности позволяли Йозефику только одну пару ботинок в год, а никак не четыре колеса, не говоря уже о других деталях автомобиля.

Необходимость ежедневных променадов объяснялась тем, что Йозефик был студентом Университета Лупри, а не каким-то безумным проповедником или торговцем букинистическими редкостями, как можно бы было предположить, впервые услышав его имя. Университет Лупри имел репутацию заведения весьма уважаемого во всем ученом мире, но, к сожалению, расположенного в Старом городе, а проживал Йозефик, будучи нищим студентом без стабильного заработка, в убогой комнатенке в Новом конце улицы Попутных Ветров.

В учении юный вир Тонхлейн никакой радости не находил, скорее оно было ему в муку. Но воля родителей Йозефика была непреклонна: их сын должен был стать воспитанным и образованным человеком. Конечно же, можно пойти против воли родителей, но в этом случае это было неосуществимо: воля была посмертной.

Йозефик стал сиротой примерно в пять лет. Его родителей, Вальпраста и Лауру вир Тонхлейн, сгубила какая-то неведомая лихорадка, привезенная ими из заморских путешествий в качестве сувенира. Вир Тонхлейны были родом древним. Не таким самопровозглашенно-древним, как Лупри, а по-настоящему древним, в давние времена этот род обладал преизрядным богатством и могуществом. Хотя, по правде сказать, в те времена две козы считались солидным состоянием, а дядька с топором был вполне боеспособной армией. В наши же дни родовое древо вир Тонхлейнов изрядно облысело под напором Ветров Времени. После кончины Вальпраста и Лауры от него осталось всего две тоненькие одинокие веточки: юный Йозефик и его семиюродный дядюшка Йивентрий вир Тонхлейн.

Далекий дядюшка оказался человеком приличным и принял активное участие в организации жизни Йозефика. Для начала определил того в лучшую частную школу-интернат, в дальнейшем же исправно оплачивал детективов, разыскивающих сбежавшего в очередной раз подопечного.

К счастью, на момент окончания интерната Йозефик отрастил вдоволь серого вещества в своей черепной коробке и был уже вполне самостоятельным членом общества. Теперь дядюшка Йивентрий мог ограничить свое участие в жизни ненаглядного племянника периодической посылкой чеков с пометкой «на прокорм и образование». Что он, собственно, и делал исправно в течение пяти лет.

Но последние полгода о дядюшке не было ни одной хорошей вести финансового характера.

День был ненастный и всячески неприятный. Шел гадкий холодный дождь, и первые маслянистые лужи лениво дрожали в свете фонарей. Последний день весны кутил на полную.

Все мысли Йозефика были заняты исключительно проблемами, связанными с его практически нищенским положением. Имея в своем распоряжении лишь небольшую сумму, недвусмысленным образом совпадающую с размером платы за обучение, Йозефик начал сильно сомневаться в возможности окончания Университета Лупри. Трудно учиться, когда негде жить и нечего есть. Тунеядцем он не был и против работы не возражал, но только вот найти ее было так же сложно, как иголку в стоге сена. Город и без него не знал недостатка в голодных, безработных и лицах, совмещающих оба эти качества.