Человек без прошлого - Николай Раков

В которой я рассказываю немного о себе, летающих кинжалах и знакомлюсь с Дином Альбрайтом.

По профессии я журналист, но в силу черт моего характера — склонности к авантюризму, непризнания авторитетов, патологического требования свободы собственной личности и желания справедливости — постоянно попадаю во всякого рода переделки, и если обо всем, что со мной приключалось, рассказать, то вы мне не поверите. В общем, как говаривали древние греки: «Посеешь характер — пожнешь судьбу».

Чем только я не занимался; работал на стройках, был управляющим рекламного агентства, коммивояжером, мойщиком окон и ремонтником каров, и в каждой из этих профессий всегда находился для меня элемент риска, приключения и случалась какая-то невероятная история. Из всех этих жизненных коллизий я по счастливой случайности всегда выскакивал сухим из воды, ну если и не совсем сухим, то, по крайней мере, отделывался легкой испариной да горящими от спринтерского бега пятками, за которые меня старались ухватить. Главными моими помощниками и спасителями в этих жизненных забегах являются моя многострадальная голова, по которой частенько били, и не только в переносном, но и прямом смысле этого слова, отлично развитые руки и ноги и госпожа Удача, верная и единственная особь женского пола, которая, в отличие от других особей, пока меня не покидала.

Поверьте на слово, я не жалуюсь на судьбу и даже после окончания очередного крутого ее поворота, успешно преодолев который оставлял иногда клок своей кожи в руках нехороших сограждан, благодарен ей за предоставленные мне приключения.

В последнее время, если верить словам Ирэн, я остепенился и стал выбиваться в люди. Понятие, конечно, расплывчатое, но в свой адрес я его воспринимаю как комплимент. Вот уже три года, как я опять журналист. Мистер Хансвил, редактор нашей газеты, ценит мою работу и поручает все более сложные задания. Например, две недели назад вышел мой репортаж «Звездные скитальцы». Когда я узнал, что мне поручают это дело, то сначала наотрез отказался, заявив, что у меня и так хватает врагов, я не собираюсь заводить новых и вообще здоровье в настоящий момент пошаливает. Многозначительно оглядев сверху донизу мою фигуру, Ник хмыкнул и, покровительственно похлопав меня по плечу, заявил, что инкогнито моей личности газета как обычно гарантирует, а в процессе выполнения задания я хорошо отдохну и поправлю свое здоровье.

За три месяца, проведенные мною в лагере подготовки, я не только поправил свое здоровье, сбросив восемь килограммов лишнего, по мнению инструкторов, веса, но и столько узнал об этих наемных подонках, что почти разуверился в человечестве.

Не знаю, зачем я вам все это рассказываю. Наверное, потому, что хотел как-то представиться, полнее, что ли, посимпатичнее. Я сам мало чему и кому верю на слово, но Дину Альбрайту почему-то поверил, и понесла меня опять судьба по крутым поворотам. Хорошо еще, что в мертвые петли эти повороты не завязываются, но и гарантий, что их не будет, никаких нет.

В общем, началось все очень прозаично. Ирэн потащила меня в цирк. Но скажите, что там можно увидеть интересного, везде подвохи и электроника, хотя реклама утверждает обратное. И те самые твари с Ориона-5, на которых она хотела посмотреть, не более реальны, чем голографическая белка в зоопарке братьев Симпс, из-за которой у меня тоже были, мягко говоря, неприятности. Братья почему-то решили, что вместо белки в клетке могу посидеть и я, да еще в отсутствие посетителей. Их точка зрения меня не устраивала, в связи с чем была небольшая стрельба, езда с превышением скорости и несколько разбитых голов. В очередной раз в мою судьбу вмешалась полиция. Претензии братьев на несколько лет были отложены. Хотелось бы надеяться, что навсегда.

Вот видите, я опять заговорился. Давайте вернемся в цирк.

На представлении я лениво зевал; мое раздражение с каждым номером росло. Не дожидаясь антракта, я собрался пойти в бар и опрокинуть рюмку-другую «Черной черепахи», когда по голубоватой дымке, окружившей арену, понял, что включили защитное поле и ожидается что-то интересное.

Многие только и ходят в цирк ради острых ощущений, потому что здесь можно увидеть бой двухметровых пауков с Мрии или падение из-под купола какого-нибудь неудачника акробата. Это, как считают зрители, приносит свежие ощущения, отвлекает от повседневной текучки. Там, где кровь и страдания, у нашего обывателя загораются глаза и улучшается аппетит.

Под лучи прожекторов на арену вышел человек среднего роста, худощавого телосложения, одетый в черный облегающий костюм. Прямой нос, резко выраженные скулы, четкая линия губ и спокойный холодный взгляд свидетельствовали о сильном характере. Движения мягкие, тело, как будто отдыхая, перетекало из одного положения в другое. Следом за ним служитель катил небольшой столик, накрытый скатертью. Свет в зале медленно погас. Слабо освещенной осталась только арена. Артист подошел к столику, сдернул с него светящуюся скатерть — и тут началась звездная феерия. Сколькими предметами он одновременно жонглировал, точно сказать не могу, но, наверно, их было не меньше пятидесяти. Он то выстраивал их цепочкой, то они взлетали и опускались группами, то образовывали вокруг него замкнутый блестящий круг. Великолепная реакция и отточенная четкость движений впечатляли. В зале постепенно начал загораться свет и стало видно, что он жонглировал небольшими металлическими пластинами размером и форматом примерно с игральную карту. Когда пластины сталкивались в руке артиста, они издавали легкий металлически звук. Пока я еще не понимал, что в этом номере может быть опасного, но выступление продолжалось. На арену выкатили пластиковый экран, и, казалось, не поддающиеся земному притяжению пластины полетели с быстротой молнии в него. Несколько секунд — и на экране впившимися в него сюрикенами была выбита реклама жевательной резинки «Пласт». Тут на арене появилась хорошенькая ассистентка, на которой было до неприличия много одежды, и артист в мгновение ока ее раздел. Девушка металась по ковру, а сюрикены летели за ней вслед, вспарывая ее одеяние в различных местах, и оно в конце концов упало к ее ногам бесформенной грудой тряпья. Зал взорвался криками и свистом восторга, когда прелестное создание, раскланиваясь, продемонстрировало зрителям нетронутую металлом кожу. Метатель скупо поклонился, и его бледное лицо, словно судорога, прорезала обязательная улыбка. Бешеный ритм музыки, сопровождавшей этот опасный танец, медленно затих. Виновник оваций подошел к столику и затянул на своей талии тяжелый ремень, из ячеек которого, как гильзы из патронташа, выглядывали рукоятки ножей. Было видно, что он весь подобрался.

Экран и столик были убраны с ковра арены, и метатель застыл в напряженном ожидании, повернувшись лицом к занавеси, скрывающей тоннель кулис. Тишину, воцарившуюся в зале, нарушила барабанная дробь, сначала тревожная, угнетающая и, наконец, зовущая на битву. Это почувствовал каждый присутствующий.