Пластическая хирургия с изнанки. Медицинский роман-откровение - Ксения Авдошенко Страница 7

Лифт привез меня в паркинг. Среди многочисленных иномарок преимущественно черного цвета моя «снежинка» сразу привлекает внимание.

Сажусь в салон, сиденье и руль сразу оживают и подстраиваются под мой рост. Интеграция в машину произошла, теперь мы единое целое. Обожаю это чувство и легкость управления. Включаю аудиосистему — салон наполняется звуками французского шансона. Выезжаю из подземного паркинга, и сразу на телефон прилетают несколько сообщений от моей помощницы Екатерины: «Доброе утро, Ксения Евгеньевна. Наши вчерашние пациентки прекрасны и позитивны. Ждем Вас в 8:45, сегодня общеинститутское утреннее собрание. Помните? И еще, посмотрите фотографии этой пациентки: она с Камчатки, просит о дистанционной консультации. Хочет омолодить лицо, шею и веки».

Так, консультация потом. А сейчас я мчусь на работу и уже немного опаздываю. На навигаторе неизменный адрес: Ольховская, 27.

Ольховка… Как много в этом слове…

Я помню до сих пор этот день — 2 сентября 2002 года. Меня зачислили в штат одной из крупнейших и старейших московских клиник по пластической хирургии — Института пластической хирургии и косметологии на Ольховской улице, дом 27. Первое время я не могла поверить своему счастью, ходила по коридорам и лестницам клиники и думала: «Я проработаю здесь всю свою жизнь». Тогда я занимала должность научного сотрудника отделения пластической хирургии с окладом в три тысячи рублей.

Владимир Алексеевич взял без опыта, без практики, прямо сразу по окончании ординатуры. И с этого дня я с головой окунулась в мир пластической хирургии. Это была невероятная школа! Всегда благодарю судьбу за то, что мне удалось получить такое сильное базовое образование. Далеко не каждый пластический хирург в нашей стране может этим похвастаться.

Это было не просто обучение, это была перезагрузка, пропитка пластической хирургией: от умения смотреть и мыслить как пластический хирург, до обучения бережной работе с тканями. И пускай конкуренты тогда обвиняли нас, хирургов «Ольховки», в применении устаревших техник, но далеко не всегда новое лучше проверенного временем.

В клинике трудилось около 20 пластических хирургов, 16 из них были женщины. У каждого из них был свой почерк в работе, стиль оперирования, способ общения с пациентами и вполне узнаваемые результаты. Около восьми лет я была в статусе «самой младшенькой в семье». Меня все любили (или мне так казалось): делились опытом, позволяли присутствовать на консультациях, ассистировать на операциях, совместно вести пациентов. В ординатуре мне «поставили руки», а здесь из меня воспитали пластического хирурга. Но пахать приходилось за троих.

Через полгода я стала оперировать сама, но под чутким контролем старших товарищей, и так продолжалось несколько лет. Всегда был тот, кто мог вовремя остановить твою руку.

Помню свою первую пациентку, которой я сама выполнила фейслифтинг. Это была женщина лет 55, стоматолог. Я выслушала ее жалобы на изменившийся овал лица, появившиеся «бульдожьи щечки» и второй подбородок и сказала с деловым видом:

— Елена Борисовна, у вас есть показания для проведения пластики лица и шеи.

— Доктор, я согласна с вашими рекомендациями и хочу прооперироваться через две недели, — ответила пациентка. — Давайте назначим дату операции.

— Двенадцатого февраля вам удобно? — предложила я, заглянув в свое расписание.

— Да, вполне, — спокойно ответила пациентка, а мое сердце бешено забилось от радости: «Неужели я наконец-то сама сделаю „круговую?!”»

Я так долго этого ждала: оперирование в секционном зале, полгода ежедневных ассистенций, километры ран, зашитых косметическим швом, сотни забинтованных лиц. Да, я уже была готова сделать это САМА! Но меня беспокоила лишь одна мысль: должен ли мой первый пациент знать о том, что он первый?

Я набрала в грудь воздуха:

— Елена Борисовна, я должна вас предупредить, что вы первая, кому я буду делать пластику лица, — выдохнула я и замерла. Казалось, что сердце колотится у меня в горле, во рту пересохло.

— Ничего, доктор. Вы ведь будете не одна в операционной, у вас наверняка будет опытный ассистент? — ответила спокойным голосом пациентка, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— Конечно! — поспешила ответить я.

— Вот и славно. У меня тоже когда-то был первый пациент. Я в вас верю, — приободрила меня женщина.

Ох, как же важно каждому хирургу на своем пути встретить такого пациента!

Через две недели при участии Ильи, коллеги с 20‐летним стажем, я выполнила свой первый фейслифтинг. В конце операции, когда я закончила накладывать швы, пациентка начала просыпаться и спросила: «А почему у меня рот кривой?» О боги! В этот момент, когда я увидела, что ее нижнюю губу перекосило вправо, по спине пробежал мороз, мне захотелось умереть на месте, я уже не видела смысла накладывать повязку, ведь лицо испорчено… В этот момент операционная сестра вернула меня к реальности, вложив в руки бинт и сказав: «Бинтуйте, доктор, потом будете разбираться с губами». Дальше было все как в тумане: наложение повязки, перевод пациентки в палату, вытекающий из ее кривого рта борщ (как назло, ее разобрал сильный голод). Я сидела в ординаторской и вяло писала карту, когда туда вошла моя коллега Марина Генриховна и спросила, что у меня случилось. Я рассказала ей про первую операцию, про то, что, вроде бы, не могла повредить лицевой нерв, но у пациентки кривит рот, что меня это просто убивает.

— Так это, скорее всего, местная анестезия еще не отошла, — успокоила она. — Вот увидишь, через час губа начнет восстанавливаться.

— Странно, а почему об этом нигде не написано и никто об этом не рассказывает? — ответила я, радуясь забрезжившей надежде на хороший исход.

Потом мы пили чай и каждые полчаса вместе ходили в палату и контролировали динамику восстановления мимики у моей барышни. Это было бесценно!

И пускай пациентка была прооперирована мной не столь радикально, как я делаю это сейчас, но достаточно эффективно и без осложнений, что немаловажно для первой операции.

Таких ситуаций за 12 лет работы в Институте на Ольховской было множество: мы вместе с коллегами радовались клиническим победам, лечили пациентов с осложнениями, справлялись с конфликтными ситуациями. В нашей клинике была единая тактика ведения пациента. Никто и никогда не позволил бы себе дискредитировать коллегу в глазах пациента, даже если это был врач из другой клиники. Мы знали, что такое деонтология, и тщательно блюли «честь мундира».

Медицинская деонтология или медицинская этика — это совокупность нравственных норм поведения медицинских работников как по отношению к пациенту, так и по отношению к коллегам.