Этим утром я решила перестать есть - Жюстин Страница 5

До этого я всегда была образцовой девочкой, первой во всем, как дома, так и в школе, как для родителей, так и для бабушки с дедушкой, девочкой, которая добивается успеха. Но это не так на самом деле. Я споткнулась на еде. Потом я уже думала, что эта болезнь была, быть может, способом показать, что я не совершенство, — я, прилежная, первая в классе, воспитанная, прекрасная маленькая хозяйка, кулинарка в душе, девочка, готовая на любые жертвы.

Я очень много помогаю маме. Я сижу с маленькой сестрой, которая часто говорит, что я для нее словно вторая мама. Еще до рождения маленькой Жанны, когда мама днем работала, я оставалась дома со средней моей сестрой. Мы сами за собой следили. Мне нравилось чувство ответственности, мне нравилось спокойно сидеть дома и в какой-то степени играть роль хозяйки. И я продолжаю этим заниматься. Я убираю, я готовлю, я тщательно делаю домашние задания, иногда переписывая по два раза. Я укладываю Жанну спать. Я очень, очень внимательно отношусь к тому, что едят другие, словно они едят «за меня», вместо меня… Я мою посуду, я вытираю посуду, я расставляю посуду. Все к этому привыкли, и парадокс, но меня стало раздражать то, что все просят меня сделать и еще что-нибудь. Мне захотелось жить своей жизнью, гулять на улице, проводить время с ровесниками, веселиться так же, как они. Но я, в отличие от остальных подростков, этого не показываю. Семья мне тоже нужна, мне интересно то, что они говорят И делают в нашем доме. Я упрашиваю маму взять меня с собой в магазин. Я хочу посмотреть, что она покупает. Отец иногда упрекает меня за это.

— Жюстин, дай маме возможность самой заняться хозяйством!

Тогда я не понимала, что по-своему контролировала семью, так же как пыталась контролировать собственное тело. Начиная диету, я, честно говоря, просто провоцировала членов своей семьи. Когда мне говорили: «Ты не выдержишь диету», я думала: «Heт выдержу, выдержу». Я хотела нападать, стать атакующей стороной. Я развязала какую-то домашнюю войну, из которой хотела выйти победительницей. Глупая воительница, поле битвы которой ограничивалось обеденным столом, холодильником, кухонными полками и отделами супермаркета.

Семейные трапезы стали истинным мучением.

Я смотрю на часы, чешу затылок, изнываю от скуки. Я кладу себе всегда одни и те же приборы — одну и ту же вилку, один и тот же нож и крошечную ложечку, с ручкой в четыре сантиметра длиной. Она помогает мне клевать рис, зернышко за зернышком и слизывать йогурт кончиком языка. Благодаря этой ложечке я могу есть медленно, обманывая родителей. Если я доем раньше всех, мне положат добавку, и опять начнется спор.

— Ты ничего не взяла!

— Да нет…

— Дай свою тарелку!

— Да нет, все хорошо…

Я тяну время для того, чтобы последней сделать свой последний маленький глоточек. Да я и не вынесу, если родители будут продолжать есть, после того как я уже закончила, потому что я голодна, и пока они заставляют меня взять еще еды, я борюсь со своим голодом.

— Возьми мяса! Тебе необходимо мясо!

От мяса отказаться труднее, чем от всего остального. Я выбираю пол-ломтика постной свинины, или куриную грудку, или половинку рыбного филе. Я никогда не беру целый кусок. Никогда не ем жир. Я так и вижу, как этот жир облепит мои бедра — он отвратителен. А я ведь обожаю фуа-гра (гусиную печень). Но и речи быть не может о том, чтобы ее есть.

Мне говорили, что больные анорексией не любят есть. В моем случае это не так Я люблю есть. Ночью мне снится ЕДА, всяческая еда! Просто я, одинокая и непонятая, объявила голодную забастовку. Во сне я вижу продуктовые магазины: булочную, кондитерскую, витрину с колбасой, тележку с мороженным. Я вижу себя в доме бабушки, на кухонном столе возвышается ее пирог с белым вином, покрытый ореховым шоколадным кремом. Я вижу хоровод миндальных орешков и мини-пирожных, которыми закусывают во время аперитива, я вижу, как я работаю в кафе быстрого обслуживания и возвращаюсь домой, унося с собой все, что не было продано за день. И даже мороженое! Я опять вижу себя у бабушки, которая готовит для меня свое знаменитое блюдо — почки в мадере, я их чувствую, я помню их запах, аромат их соуса. Я возвращаюсь во сне в Бретань, в блинную, где в виде исключения позволила себе съесть блинчик с луком. Я там даже меню пере писала на листочек для того, чтобы не забыть рецепт. Прямо сны Жюстин в стране Чудесной Жрачки. Я — обжора по доверенности. Одна часть моего мозга обожает есть, а другая — ненавидит еду. Что делать? Вот было бы здорово есть и худеть от этого!

Сентябрь и октябрь 2004 года промелькнули быстро за обычными заботами в начале школьных занятий. Согласно расписанию я могу по вторникам возвращаться домой в одиннадцать часов утра. Вместо того чтобы пойти пошататься по городу с одноклассниками или отправиться к подружке, я прошу маму встречать меня в этот день. Мне плохо на улице. Дома я чувствую себя уверенно, я могу проследить за тем, что там происходит, что там едят, что покупают. Быть может, это стремление задержаться немного в детстве, замедлить стремительный бег жизни. Меня все время тревожит мысль о том, что жизнь коротка, о том, что я однажды умру, и о том, что, не осознавая этого, я потеряла уже много времени. В лицее, когда я оказываюсь одна, я сажусь на скамейку в беседке и плачу. Мне хочется тихо умереть. В моей жизни не осталось никаких радостей еда была одной из них, но я сама себя лишила этого. Поскольку я больше не ем, в жизни моей уже не будет удовольствий. Поэтому можно и умереть. Может быть, проглотить таблетки и спокойно скончаться? Нет, я этого не сделаю. Это просто случайная мрачная мысль, посетившая меня в печали и одиночестве. Все плохо.

Ночью я или совсем не сплю, или сплю очень беспокойно. Я чувствую, как неудобно моим костям упираться в матрас, как жестко бедрам под одеялом. Я ложусь на бок, лицом к стене, и слышу бурчание в животе. Я голодна, но голода не ощущаю. Днем — немного тертой моркови и обезжиренный йогурт. Вечером — йогурт. Воды я не пью. Только перед приемом у врача, для веса. У меня изможденное, осунувшееся лицо. Грудь у меня, как два абрикоса, а раньше меня звали «Мисс Лоло Феррари». Я испытываю ощущение щекотки в ладонях, икры передергивает судорогами. Каждую ночь, в одно и то же время, в три часа пятьдесят минут, словно по идиотскому сигнал у тревоги, я просыпаюсь от судорог. Наверное, это происходит оттого, что я слишком много занимаюсь спортом. На самом деле, судороги говорят о декальцинации, но я не знаю о том, что это явление в медицине называется «физическая гиперактивность». Я изнуряю себя спортом в школе: двадцать пять минут бега (и ничего на обед!). Вечером — «спортивная уборка»: пробежка 110 всему дому с пылесосом, наведение блеска в ванной, бесконечное, фанатичное раскладывание всех вещей по местам в своей комнате.

Из-за такой перегрузки я иногда не могу стоять на ногах. Практически наступает потеря сознания, с которой я не могу совладать, хотя и борюсь изо всех сил. Однажды обморок случился в приемной у офтальмолога, я едва успела обрушиться на стул. В другой раз я уже по-настоящему падаю на улице посреди толпы. Абсолютная темнота. Пожарные, взволнованные люди. Я прихожу в себя в комнате слежения за камерами и не помню ничего, кроме того, что разговаривала с маминой коллегой по работе. Какой стыд! Окружающие меня люди знают мою маму. Мне протягивают кусок сахара, от которого я отказываюсь, меня встряхивают для того, чтобы я взяла его в рот, я по-прежнему отказываюсь. В сахаре слишком много калорий! Даже на исходе сил и на краю сознания я все равно упорствую. Я соглашаюсь на стакан воды, униженная очевидным: коллеги мамы знают, что я «больна», в то время как я сама убеждена в обратном. Кажется, я внушаю всем жалость. Я люблю, когда на меня обращают внимание, но только если при этом мной восхищаются. И они должны были восхищаться мной, все эти люди, потому что у меня есть силы худеть для того, чтобы меня любили!