9 месяцев счастья. Настольное пособие для беременных женщин - Елена Березовская Страница 3

Выше я упоминала, что цель этой книги – развеять ваши страхи. Получится ли у меня? Надеюсь, что да. Ведь самой же мне удалось избавиться от страхов. И не думайте, что в моей жизни все было гладко, радужно и красиво – у меня тоже хватало поводов для переживаний. Расскажу вам о нескольких печальных историях, которые со мной произошли. (Если вам больше нравится словосочетание «ужасные истории», можете воспользоваться им, хотя на время беременности лучше напрочь забыть о нем.)

В начале 1986 года я забеременела. Радости моей не было предела, однако после аварии в Чернобыле у меня начались кровянистые выделения – на 12-й неделе беременности. Был у меня тогда врач, которому я доверяла, – заведующая гинекологическим отделением в районной больнице. Звали ее Вац Валентина Свиридовна. Когда-то она спасла мне жизнь, достав антибиотики, которые помогли вылечиться от серьезного инфекционного заболевания.

Меня тут же положили в больницу. Новости о страшной аварии до нас еще не дошли: информацию о ЧП на атомной электростанции тщательно скрывали до тех пор, пока соседние европейские страны не подняли тревогу в связи с возросшим у них уровнем радиации.

Пребывание в стационаре оказалось не из легких. Вскоре целыми автобусами в больницу начали поступать беременные женщины из Киевской и других областей, пострадавших от Чернобыльской аварии. Отделение было переполнено несчастными пациентками, которым пришлось в экстренном порядке покинуть дома и уехать за сотни километров, чтобы спасти от радиации своего будущего ребенка, а заодно и свою жизнь. Однако практически никому из тех, у кого беременность была на раннем сроке, сохранить ее не удалось. Поэтому операционная не закрывалась с утра до ночи: врачи работали круглосуточно, проводя «чистки», спасая женщин от кровотечений и других проблем. Конечно, видеть все это беременной женщине было совсем непросто. Днем, когда палаты освещало яркое солнце, жизнь казалась не настолько мрачной и в душе появлялась надежда. Ночью же постоянно доносились чьи-то крики, плач, стоны и рыдания. Я о многом тогда не знала, так как была студенткой второго курса мединститута, то есть еще не изучала женские болезни.

Валентина Свиридовна, понимая, насколько негативной и тяжелой оказалась психологическая обстановка в больнице, забрала меня к себе домой. Вскоре мне стало легче, кровотечения прекратились, и я смогла вернуться в город, в котором жила и училась. Но по возвращении домой у меня снова появились проблемы.

В те времена на весь областной центр имелось лишь два или три УЗИ-аппарата, и очередь на УЗИ была неимоверная. Поскольку блата у меня не было, я записалась в очередь для «нормальных» людей – первое УЗИ должно было состояться в 24 недели. Большую часть времени по совету врачей я проводила в кровати. Живот понемногу рос, хотя отставал в размерах. Несколько раз я созванивалась с Валентиной Свиридовной, и ее весьма тревожило это отставание: она словно интуитивно чувствовала, что тут явно что-то не так. Но я была очень упряма и очень хотела сохранить беременность, поэтому даже слышать не желала о том, что у меня может быть серьезная проблема.

В первых числах августа, в 22 недели беременности, у меня началось обильное кровотечение, сопровождающееся очень сильными болями-схватками. Местным врачам я не доверяла, поэтому снова направилась в районный центр прямо на междугородном автобусе. Боли были настолько сильными, что иногда мне казалось, будто я теряю сознание. К счастью, на вокзале меня ждала «Скорая помощь», и вскоре я оказалась в операционной. А дальше был наркоз.

Очнувшись, я увидела заплаканное лицо моей мамы и грустное лицо Валентины Свиридовны. Я спросила, что случилось с ребенком и кто это был, девочка или мальчик. Мне объяснили, что беременность я потеряла. «Ничего, – сказала я, – подожду шесть месяцев – и по-новому». Материнское чувство во мне было настолько мощным, что я готова была беременеть хоть сто раз, лишь бы получить желанного ребенка. Но в ответ прозвучали слова, которые тогда показались мне странными: «Тебе теперь нельзя спешить. Не исключено, что придется серьезно лечиться».

Как только мне стало легче, Валентина Свиридовна объяснила, что у меня обнаружили трофобластическую болезнь, при которой детское место (плацента) увеличивается слишком быстро, нередко прорастая в стенку матки и переходя в чрезвычайно опасный раковый процесс – одно из самых агрессивных из всех онкологических заболеваний, известных медицине. Плод при этом обычно погибает. В то время никто еще не знал, из-за чего возникает трофобластическая болезнь, да и до сих пор ее причины установлены не до конца.

Для меня такой диагноз звучал неправдоподобно: я кандидат в больные агрессивным раком? Я могу скоро умереть? Если бы я согласилась прервать беременность раньше, прогноз для меня был бы лучше. А так из-за своего непоколебимого упрямства я позволила болезни прогрессировать. Валентина Свиридовна принесла несколько книг, чтобы я могла почитать о трофобластической болезни, и факты, которые в них приводились, казались весьма мрачными (о трофобластической болезни мы с вами поговорим в отдельной главе).

Результаты моих анализов просматривали ведущие специалисты по гистологии и патологической анатомии, фактически мои кафедральные преподаватели. Было важно установить, есть ли у меня рак или дела не так плохи, потому что от этого зависело мое будущее не только как матери, но и как человека. Мнения разошлись: болезнь являлась новой, неизученной, редкой в те времена. Тем не менее меня направили в онкологический диспансер для химиотерапии.

В онкологическом диспансере раньше лечились в основном люди пожилые, у которых были последние стадии злокачественных процессов, так как диагностика новообразований в те времена не отличалась совершенством: многие диагностические аппараты появились только недавно, о химиотерапии знали мало, а радиационное облучение применяли на поздних стадиях, когда хирургическое удаление опухоли оказывалось невозможным. На фоне этих пациентов я, 21-летняя женщина, выглядела странно. Меня постоянно провожали сочувственными взглядами, а вслед звучали слова: «Ой, боже мой, такая молодая, а уже умирать будет». В коридоре одного из отделений висел портрет украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко с цитатой из его стихотворения: «Как умру, похороните вы меня на воле…» Представьте, каково было находиться в такой атмосфере, где пахло смертью – и ничем более.

Всю жизнь я буду благодарить Ивасива Петра Петровича, заведующего отделением онкологической гинекологии, за ту заботу, внимание и тепло, которыми он окружил меня, и за его высокий профессионализм, спасший мне жизнь и позволивший иметь детей в будущем. Петр Петрович относился ко мне как к собственной дочери и с первых же дней старался оградить меня от негативных чувств и мыслей, объяснить ситуацию, проследить за моим успешным выздоровлением. Меня разместили в отдельной палате, в стороне от отделения, где лежали женщины постарше, страдавшие раком шейки матки, яичников, матки, молочных желез. Когда в моей палате все-таки появилось несколько пациенток из-за нехватки мест в отделении, мне разрешали тайно уходить на ночь домой, чтобы я спокойно спала и не слышала стоны соседок. Меня поддерживали многие врачи: старались развеселить, угощали конфетами, печеньем, приносили журналы, чтобы я мысленно не зацикливалась на своей проблеме.