Врачи. Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству - Шервин Нуланд Страница 2

Эту книгу я писал в библиотеке. Среди библиотек всех образовательных учреждений мира нет другой, подобной этой. Мне нравится думать о ней как о моем кабинете, хотя сюда приходят сотни мужчин и женщин – так же, как я, увлеченных необходимостью оглянуться на прошедшие события, чтобы эффективно продвигаться вперед. Замечу, что до сих пор никто из нас не превратился в соляной столп ^[2].

Моя огромная, уютная, заполненная книгами комната – это святилище накопленных знаний и мемуаров об искусстве врачевания, это музей, портретная галерея, хранилище литературы о прошлом медицины и убежище от беспорядочного наплыва современных научных технологий. По крайней мере, для тех из нас, кто имеет привилегию заботиться о больных или проводить исследования, позволяющие лечить болезни, Йельская библиотека истории медицины с момента своего создания была укрытием от дневных тревог и живительным родником, несущим обновление и силы.

Все лаборатории и больницы нашего медицинского центра расположены не дальше нескольких минут ходьбы от этой обрамленной балконами комнаты с высокими сводами и залежами сокровищ. От операционных, где я провожу бо́льшую часть своего дня, библиотека находится на расстоянии, точно совпадающим с длиной двух футбольных полей. Тридцать лет назад я мог преодолеть весь путь за двадцать пять секунд. Даже моя теперешняя шаркающая походка позволяет мне тратить на дорогу туда не более трех минут, включая лестничные пролеты.

Здесь так просто совершать, как сказал один из благотворителей библиотеки, «путешествия по иным эпохам и далеким местам». Такая возможность представилась благодаря трем страстным библиофилам, объединившимся в 1930-х годах для создания библиотечного рая, в котором их обширные личные литературные собрания могли слиться и разместиться таким образом, чтобы каждый, желающий узнать что-нибудь об истории медицины, мог получить к ним доступ. Речь идет о Джоне Фултоне, одном из наиболее плодовитых исследователей в области нейрофизиологии и очень энергичном человеке, чьи неустанные усилия катализируют многочисленные крупные проекты в сфере науки и гуманизации медицины; о Харви Кушинге, который недавно приехал в Йель после ухода на пенсию с поста главы отделения хирургии в больнице Питера Бента Бригама в Гарварде, где он учредил специализацию нейрохирургии, а также о швейцарском враче-библиографе Арнольде Клебсе, авторе фразы про путешествия. В честь их объединенного проекта они присудили себе титул «Триада».

Со времени церемонии открытия в 1941 году, основанная тремя друзьями библиотека растет со скоростью, превышающей их самые оптимистичные прогнозы. Библиотека истории медицины Йеля стала одним из немногих мест в мире, где авторы медицинских работ могут забронировать проход для непрерывного паломничества в прошлое. Действительно, если использовать критерий лорда Маколея о том, что «идеальный историк показывает в миниатюре дух и характер века», то эта библиотека, которую я называю своей, – идеальный историк для западной медицинской цивилизации, на что не может рассчитывать ни один претендент из плоти и крови. Ее можно считать наглядным доказательством концепции Маколея, утверждающей, что процесс написания истории требует «соединения поэзии и философии».

Над огромным камином, встроенным в стену в дальней части читального зала, расположена большая металлическая пластина с выгравированным напутствием о том, как использовать собрание для достижения поставленных целей наилучшим образом. Чтобы оценить мудрость этих слов, посетителю следует лишь бродить среди манускриптов и «слушать»: «Здесь, в тишине, звучат голоса величайших умов минувших эпох».

Автор этих строк провел немало часов, внимая им, прежде чем эта книга увидела свет. Я выбрал для нее подзаголовок «биография медицины» потому, что решил вести рассказ в форме серии биографий тех, кто внес значительный вклад в развитие методов врачевания. Но меня преследовала мысль, особенно когда я приступил к последним главам, что, возможно, слово «автобиография» лучше могло бы передать суть моей идеи, поскольку я старался описать процесс эволюции, благодаря которому каждый современный врач создает свои основополагающие гипотезы, а также общие теории, в рамках которых мы рассматриваем течение заболевания. Таким образом, история медицины – это история моей профессиональной жизни.

Сидя у постели больного и пытаясь восстановить последовательность патологических изменений в его теле, заставивших его обратиться ко мне, я применяю метод рассуждений, который практиковался в Греции еще две с половиной тысячи лет назад. Каждый раз, прослеживая развитие болезни до момента встречи с пациентом, я также следую по пути развития теорий, на которые опирается современная медицина. Снова и снова я начинаю заново с понятия о том, как возникают отклонения от здорового состояния. При этом я опираюсь на правило, что лечить заболевание эффективно можно только тогда, когда я как врач определю причины и место возникновения болезни у конкретного пациента, смогу правильно оценить созданный недугом внутренний хаос и направление, по которому процесс будет развиваться. С этими знаниями я смогу поставить диагноз, назначить лечение и предсказать исход.

Греческие медики проработали каждый из этих этапов во времена Гиппократа, отца медицины. История этой науки – это история все более результативных усилий многих поколений врачей в поисках ингредиентов, способных привести организм пациента в идеальное состояние. Получив в шестнадцатом веке первые реальные знания о внутренних анатомических структурах, а позже, в восемнадцатом столетии, понимание того, какие изменения возникают в этих структурах в результате различных заболеваний, целители продолжали совершенствовать методы медицинского обследования, чтобы по различным симптомам и признакам определять органы, в которых произошли изменения. Позже они могли оценить точность диагностики, исследуя многих из своих пациентов на патологоанатомическом столе.

Идентификация больного органа постепенно становилась все более конкретной с изобретением диагностических инструментов, таких как, например, стетоскоп. С помощью усовершенствованных технологий создания линзовых систем было установлено, что к заболеваниям органов приводят болезни мельчайших клеток внутри них. Научившись определять место возникновения заболевания, врачи занялись поиском первичных провоцирующих агентов, которые изменяют нормальные физиологические процессы. Так обстояли дела в середине девятнадцатого века.