Темные пятна сознания. Как остаться человеком - Жюль Монтегю Страница 12

Использовав эту историю о волке, Элизабет Фелпс и Тали Шарот из Нью-йоркского университета и Лондонского университетского колледжа предположили, что богатый субъективный опыт запоминания, связанного с сильными эмоциями, позволяет быстро принимать верные решения. Если предыдущий стимул привел к сильной эмоциональной реакции, например, к страху, то встреча с подобным стимулом (не обязательно даже точно таким же) тотчас подскажет, что ситуация требует немедленного активного действия.

Мы становимся еще более уверенными в правдивости своих воспоминаний, если у них, так сказать, «размытые края». Это счастье, что мы не осознаем этой размытости. Если такое воспоминание позволяет нам избежать клыков дикого зверя в лесу, то отсутствие четкости – это вполне приемлемая цена за спасение. Надо просто изо всех сил бежать, а не думать.

Строительная площадка: работа кипит все время

Постарайтесь вспомнить свой первый поцелуй. Может быть, это было на свидании? Лунная ночь, небо, усеянное звездами, ласковый шум прибоя. Может быть, это было в раздевалке на дискотеке, под звуки песни «Ну же, Эйлин» и в окружении запаха дешевого джина и сигаретного дыма?

Как бы то ни было, вспоминая этот момент, вы, на самом деле, вспоминаете не его, а свое последнее воспоминание о нем – вы воспроизводите то, что вспоминали в прошлый раз, и дополняете воспоминание впечатлениями и припоминаниями, испытанными за прошедшее с тех пор время. Воспоминание всегда строится и перестраивается заново. Это основная особенность памяти: это дом, находящийся в состоянии постоянной реконструкции, а не видеоклип, который в неизменном виде прокручивается произвольное число раз.

Когда вспоминал Брайан Вильямс, он вспоминал свое последнее воспоминание, впрочем, как и мы.

В 2000 году Карим Нейдер, Гленн Шафе и Джозеф Ле-Ду бросили вызов устоявшимся представлениям о том, что происходит при вызывании воспоминания. Но для того, чтобы понять, как возникает память, им пришлось, для начала, ее заблокировать. Нейдер был молодым специалистом тридцати лет, когда ему пришла в голову идея о том, как можно стирать память у крыс. Полученные им результаты потрясли основы наших представлений о природе памяти.

Нейдер и его коллеги приучали крыс бояться нейтрального звука, так как сочетали его с ударом электрическим током. Крыса, услышав звук, вспоминала об ударе током. Потом звук предъявляли крысе, не сопровождая его ударом тока, но результат был тот же – крыса цепенела от страха.

Формирование новых воспоминаний требует синтеза новых белков. Устоявшаяся догма гласила, что эти белки выполняли всю работу в течение одного дня во время консолидации памяти, после чего память сохраняется навсегда. Таким образом, для того, чтобы снова вызвать реакцию страха (проиграв тот же звук), уже не нужен белок, так как все нейронные цепи уже построены.

Существует изящный способ проверить правильность этого утверждения. Анизомицин – вещество, которое нарушает синтез необходимого белка. Если догма верна, то следует ожидать, что анизомицин не произведет никакого эффекта, если вы попытаетесь реактивировать вчерашние воспоминания сегодня (ибо при этом не создается новая память, и не происходит синтеза белка). Вчерашняя память уже консолидирована, переведена в долговременное хранилище и противится любым изменениям. Так гласило правило: белки сыграли свою роль вчера. Теперь мы каждый раз, когда хотим что-то вспомнить, выбираем в хранилище нужный фолиант и ищем нужную страницу. Анизомицин здесь должен оказаться лишним.

Но вот что случилось с подопытными животными. На следующий день крысам предъявляли вызывающий страх звук, а затем вводили в боковой желудочек анизомицин, в область мозга, ответственную за формирование страха. Крысы, получившие анизомицин, вскоре после предъявления звука забыли о своем страхе. Это означало, что белок снова вступил в игру, обеспечив работой анизомицин – вещество, блокирующее активный синтез белка. Именно благодаря этому действию и был забыт сформированный вчера страх. Реактивация памяти превращает воспоминание в текучую субстанцию, которую можно заново оформить или, лучше сказать, переписать.

Это был тектонический сдвиг в нашем понимании природы памяти. Припоминание – это не записанная на магнитофон информация. Память не фиксируется в хранилище, она остается гибкой и подверженной изменениям. ^[8]

Представляется, что это очень ценное свойство памяти, несмотря на то, что страдает точность воспроизведения. Изменяя содержание воспоминания, мы увеличиваем его важность – мы дополняем его тем, что узнали и почувствовали с момента предыдущего припоминания. Есть и еще одна польза от каждого такого усовершенствования: подготовка к будущему. Это напоминает обучающиеся компьютерные программы, использующие краудсорсинг и позволяющие перешагнуть рамки сегодняшнего дня.

Работа Нейдера и его коллег позволяет предположить, что, по крайней мере – в некоторых ситуациях, каждый раз вспоминая то, что мы запомнили накануне, мы производим процесс перестройки. Взять хотя бы тот первый поцелуй – припоминание требует извлечения памяти, реактивации следов, накопления нужных белков и перестройки работы нервных клеток, налаживание работы нейронного контура и добавление нового опыта, недоступного в прошлый раз, после чего новое воспоминание отправляется в хранилище до следующего раза.

Если эта теория повторной консолидации и непрерывного переписывания определенных воспоминаний верна, то перед нами открываются интригующие перспективы лечения нарушений памяти. Например, допустим, что вас преследуют травмирующие воспоминания. Психиатр в беседе с вами реактивирует это воспоминание. Как только оно становится доступным, оно, одновременно, становится текучим и доступным изменениям. Это открывшееся окно возможности, которой отпущено не более шести часов, но в это время вам делают инъекцию лекарства или проводят интенсивную психотерапию именно в тот момент, когда происходит повторная консолидация памяти. У вас появляется возможность заново ее переписать, добавить нужные фильтры и избавиться от страха, который прежде окутывал болезненное воспоминание. Речь идет, таким образом, об устранении связанного с воспоминанием страха, а не самой памяти (не верьте сенсационным газетным заголовкам о том, что вашу память сотрут без остатка… во всяком случае, пока).

Несмотря на то, что во множестве выполненных с того времени работ выводы Нейдера были много раз подтверждены на животных, отнюдь не все согласны с тем, что такая модель работает у человека. Критика высказывается на протяжении последних пяти лет. Слабый удар током в лапу крысы отнюдь не равноценен переживаниям человека, участвующего в бою или подвергшегося нападению. Эти переживания нельзя сравнивать с легкой травмой, полученной подопытным животным, ни по глубине, ни по отдаленным результатам.