Конец парада. Каждому свое - Форд Мэдокс Страница 9

— О женщина! — взорвался отец Консетт. — Терпения на вас не хватает! Если женщина следует учению Церкви, рожает детей от своего мужа и живет достойной жизнью, она подобных чувств не испытывает. Они возникают от грешной жизни и непристойных поступков. То, что я священник, вовсе не значит, что я идиот.

— Но у Сильвии есть ребенок, — возразила миссис Саттертуэйт.

Отец Консетт развернулся так резко, словно в него стрельнули.

— А чей это ребенок? — поинтересовался он, наставив грязный указательный палец на свою собеседницу. — Его настоящий отец — тот мерзавец Дрейк, так ведь? Я давно это подозреваю.

— Не исключено, — сказала миссис Саттертуэйт.

— Тогда почему же вы не побоялись адских мук и не уберегли этого славного парня от невыносимых страданий?

— Ваша правда, отец, — сказала миссис Саттертуэйт. — Временами при мыслях об этом на меня нападает дрожь. Не подумайте, сама я не принимала участия в этом обмане. Но я не могла ему помешать. Сильвия — моя дочь, а ворон ворона, как известно, не клюет.

— А порой надо бы, — презрительно заметил священник.

— Неужели же, — продолжила миссис Саттертуэйт, — я как мать, пускай и плохая, в ситуации, когда дочь мою «обрюхатил», как это называют кухарки, женатый мужчина, должна была помешать этой свадьбе, которая была для нас как дар Божий...

— Не примешивайте имя Господне к грязным интрижкам девок с Пикадилли! — возмущенно воскликнул священник, а после ненадолго затих. — Господи, помилуй, — сказал он. — И не спрашивайте меня, как надо и не надо было поступать. Вы же знаете, что я любил вашего мужа как брата; что я любил и вас и малютку Сильвию с первых дней ее жизни. И слава богу, что я не ваш духовник, а просто друг во Христе. Потому что, задай вы мне этот вопрос, у меня нашелся бы только один ответ... — Он резко прервался и спросил: — Где же эта женщина?

Миссис Саттертуэйт закричала:

— Сильвия! Сильвия! Иди сюда!

Дверь отворилась, и в темную комнату хлынул свет. На пороге появилась высокая фигура, очень глубокий голос произнес:

— Не могу понять, мама, как ты здесь живешь, — тут же грязно и темно, как в трюме! — С этими словами Сильвия Титженс прошла в комнату. А потом добавила: — Впрочем, это не особо важно. Какая скука.

Отец Консетт простонал:

— Господи помилуй, она словно Дева Мария кисти Фра Анджелико.

Сильвия Титженс была удивительно высокой, стройной и грациозной; светлые, чуть рыжеватые волосы она собирала в элегантную прическу, украшенную эффектным обручем. Ее овальное, правильное лицо имело выражение равнодушное и невинное — такое часто можно было увидеть на лицах парижских куртизанок лет десять назад. Сильвия Титженс решила, что раз уж у нее есть завидная возможность бывать везде, где хочется, и очаровывать каких угодно мужчин, то нет нужды изображать на лице особое оживление, к чему стремились более посредственные красавицы в начале двадцатого века. Она медленно отошла от двери и томно опустилась на диван у стены.

— А вот и вы, отец, — заметила она. — Руку вам протягивать не стану — вы наверняка откажетесь ее пожать.

— Я ведь священник, — сказал отец Консетт, — а посему не смог бы вам отказать. К сожалению.

— Как по мне, здесь невыносимо скучно, — повторила Сильвия.

— Завтра ваше мнение изменится, — сказал священник. — Есть тут парочка юношей... А еще можно отбить лесничего у служанки вашей матери.

— Вы хотите меня оскорбить, — заметила Сильвия. — Но мне нисколько не обидно. С мужчинами покончено. Мама, скажи, у тебя ведь тоже в молодости случился переломный момент, когда ты пообещала себе, что в твоей жизни больше не будет мужчин? Всерьез пообещала!

— Да, — ответила миссис Саттертуэйт.

— И ты сдержала свое слово? — уточнила Сильвия.

— Сдержала, — подтвердила женщина.

— Как ты думаешь, а я смогу его сдержать?

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Надо же, — бросила Сильвия.

— Я бы хотел увидеть телеграмму от вашего мужа, — сообщил священник. — Такое лучше прочесть своими глазами.

Сильвия решительно поднялась.

— Что ж, пожалуйста. Вас она не обрадует, — проговорила она и направилась к двери.

— Ну разумеется, иначе вы бы не стали мне ее показывать, — заметил священник.

— Вы правы, — согласилась Сильвия.

Ее силуэт застыл в дверях. Она остановилась, опустила плечи и обернулась.

— Вы вот с мамой сидите и думаете, как бы облегчить Волу жизнь, — сказала она. — Я зову мужа Волом. Он такой мерзкий, как огромное, неуклюжее животное. Вот только... Ничего у вас не выйдет. — И дверной проем, залитый светом, опустел.

Отец Консетт вздохнул.

— Говорил же я вам, место здесь нехорошее, — сказал он. — Лесная чаща... В любом другом месте такие злые мысли ей бы в голову не пришли.

— Едва ли, отец. Злые мысли приходят Сильвии на ум везде, — сказала миссис Саттертуэйт.

— Временами, — сказал священник, — по ночам мне кажется, будто я слышу, как бесы скребутся в окна. А ведь этот край последним в Европе сбросил с себя оковы язычества. Может статься, христианство даже не прижилось тут до конца, и потому бесы до сих пор не покинули эту землю.

Миссис Саттертуэйт сказала:

— Об этом лучше рассуждать днем. Днем этот лес кажется романтичным. А вот ночью — совсем другое дело. И в самом деле, здесь жутковато.

— Согласен. Злые силы не дремлют, — заметил отец Консетт.

Сильвия вновь вернулась в комнату, в руках у нее была телеграмма из нескольких страниц. Отец Консетт поднес их к свече — он страдал от легкой близорукости.

— Мужчины омерзительны, все до единого, — заявила Сильвия. — Правда, мама?

— Нет, я с этим не соглашусь, — сказала миссис Саттертуэйт. — Это слова бессердечной женщины.

— Миссис Вандердекен говорит, что все мужчины гадкие и жить рядом с ними — мучительная обязанность женщины, — продолжила Сильвия.

— Ты общаешься с этой развратницей? — спросила миссис Саттертуэйт. — Она ведь русская шпионка! И даже хуже!

— Она была в Гусажу одновременно с нами, — сказала Сильвия. — И не нужно ахать. Она нас не выдаст. Это порядочный человек.

— Я и не думала ахать, — заметила миссис Саттертуэйт.

Священник, погруженный в чтение телеграммы, вдруг воскликнул:

— Миссис Вандердекен! Боже упаси!

На лице Сильвии, севшей на диван, отразилось вялое и скептическое веселье.

— И что же вы о ней знаете? — спросила она у священника.

— То же, что и вы, — ответил он. — И мне этого довольно.

— Отец Консетт расширяет круг общения, — сообщила Сильвия матери.