Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 80

В Катехизисе есть ценный совет: беги искушений — и, перебравшись через месяц в Париж, Келли составили список тех мест, куда больше никогда не пойдут, и тех людей, которых не хотят больше видеть. Среди мест имелось несколько известных баров, все ночные клубы, за исключением одного-другого, самых благопристойных, все мыслимые клубы, открытые рано по утрам, и все летние курорты, на которых предаются кутежам ради кутежей, бесшабашным и беспрестанным кутежам, которые и являются гвоздем сезона.

В списке нежеланных людей оказались три четверти тех, с кем они общались в последние два года. Двигал ими не снобизм, а инстинкт самосохранения, хотя к нему и примешивался некоторый глубинный страх, что они навеки обрывают все контакты с человечеством.

Впрочем, в мире всегда хватает любопытства, и порой люди становятся желанны именно потому, что до них трудно добраться. Они выяснили, что в Париже есть и другие пары, которым интересны лишь те, кто чурается большинства. Первая волна их знакомцев состояла по большей части из американцев, слегка присоленных европейцами; вторая — из европейцев, подперченных американцами. Вторая волна и представляла собой «общество», и местами даже соприкасалась с высшими слоями, состоящими из титулованных особ, владельцев солидных состояний, плюс нескольких гениев; но все они имели власть. До особой близости с великими дело не дошло, но они завели новых друзей более консервативного типа. Кроме того, Нельсон вновь занялся живописью; завел студию, а еще они посещали мастерские Бранкузи, Леже и Дюшана. [61]Вроде бы они более прежнего соучаствовали в своего рода процессе, и когда поминались некие вульгарные встречи, они испытывали презрение к первым двум годам, проведенным в Европе, а о былых своих знакомых говорили «этот сброд» или «люди, с которыми зря тратишь время».

В итоге, придерживаясь установленных для себя правил, они все же часто принимали гостей и часто бывали в других домах. Были они молоды, хороши собой, образованны; они разобрались, что подходит, а что не подходит, и приспособились к этому. Более того, они были щедры по природе и готовы, в пределах разумного, сорить деньгами.

Бывая в обществе, обычно пьешь спиртное. Для Николь, которая до жути боялась утратить свою изысканность, утерять свою свежесть и упустить хоть один лучик восхищения, это не было угрозой, а вот Нельсон, упершийся в жизни в некий предел, вскоре понял, что искушений выпить на этих камерных приемах не меньше, чем в более открытом и буйном мире. Он не сделался пьяницей, не совершал ничего откровенно непристойного, однако выходить в свет, не подогревшись алкоголем, ему теперь не хотелось. Мысль о том, что нужно возродить в нем былую серьезность и ответственность, подвигла Николь, через год после переезда в Париж, на решение завести ребенка.

Примерно тогда же она познакомились с графом Чики Саролаем. Был он привлекательным реликтом австрийского двора, без состояния и без претензий, будто у него таковое имеется, однако с прочными светскими и финансовыми связями во Франции. Сестра его вышла за маркиза де ла Кло Диронделя, который, помимо принадлежности к древнему аристократическому роду, был преуспевающим парижским банкиром. А граф Чики был перекати-поле и таким же откровенным кровососом, как Оскар Дейн, только в более высоких сферах.

Главной его добычей были американцы; он с внушающей сострадание истовостью смотрел им в рот, будто оттуда, того и гляди, мог выкатиться их загадочный рецепт зарабатывания денег. После первой же случайной встречи он переметнулся к чете Келли. Все месяцы беременности Николь он постоянно находился в их доме, без устали выслушивая все, что касалось американской преступности, сленга, финансов и манер. Он заходил на обед или ужин, когда ему просто некуда было больше пойти, и в качестве молчаливого изъявления благодарности уговорил свою сестру посетить Николь, которая была за это невыразимо признательна.

Было уговорено, что, когда Николь увезут в больницу, он останется в квартире, дабы составить Нельсону компанию, — Николь такое устройство было не слишком по душе, потому что эти двое имели свойство напиваться. Однако в тот день, когда было принято это решение, Чики принес новости о том, что скоро состоится один из знаменитых приемов его шурина на барже, стоящей на Сене, — Келли были туда приглашены, да и дата им подходила: через три недели после рождения ребенка. И вот Николь уехала в Американскую больницу, а граф Чики въехал в квартиру.

Родился мальчик. На некоторое время Николь начисто позабыла о людях, об их общественном положении и богатстве. Она даже недоумевала, как и почему заделалась таким снобом, потому что все вдруг предстало таким тривиальным в сравнении с новорожденным человечком, которого восемь раз в сутки прикладывали к ее груди.

Через две недели они с малышом вернулись домой, однако Чики и его лакей никуда не уехали. Супругам Келли дали понять с тем сложным тактом, который они научились распознавать и ценить только в самое последнее время, что граф останется у них до приема на барже у шурина; однако в квартире было тесно, и Николь очень хотелось, чтобы он уехал. При этом в приглашении к де ла Кло Диронделям ярко воплотилась ее давняя мысль, что если уж вращаться в обществе, так только в самом избранном.

Накануне приема она лежала в шезлонге, а Чики объяснял, как пройдет торжество, в подготовке которого он явно принимал участие.

— Все новоприбывшие должны будут, в американском стиле, выпить по два коктейля, это будет словно бы входной билет на борт.

— Но мне казалось, что французы из высшего общества — из Фобур-Сен-Жермен и прочих таких мест — не пьют коктейлей.

— Ну, мои родичи — люди передовые. Мы переняли многие американские обычаи.

— А кто там будет?

— Все! Весь Париж.

Перед глазами ее поплыли известные имена. На следующий день она, не удержавшись, помянула о приеме в разговоре со своим врачом. И сильно оскорбилась, прочитав в его взгляде изумление и неверие.

— Правильно ли я вас понял? — спросил он. — Правильно ли я понял, что вы завтра собрались на бал?

— Ну да, — пролепетала она. — А что?

— Милая моя, вам еще две недели и шагу никуда нельзя ступать из дома; а еще две после этого — никаких танцев и вообще никаких физических усилий.

— Ерунда какая! — воскликнула она. — Ведь прошло уже целых три недели! Эстер Шерман уехала в Америку сразу после…

— При чем здесь она? — прервал врач. — У вас совсем другой случай. Имеется осложнение, и вам совершенно необходимо придерживаться моих указаний.

— Но я всего лишь собиралась съездить туда на пару часов, а потом, конечно, придется вернуться, потому что Сонни…

— Вы не поедете даже на две минуты.