Разум и чувства и гады морские - Бен Уинтерс Страница 8

Сверкая на солнце затылком, опершись на дубовую трость и поглаживая белоснежную бороду, доходившую ему до пояса, сэр Джон с веселым смехом встретил миссис Дэшвуд с дочерьми у причала и препроводил в дом. Он тепло и искренне поздравил их с прибытием на Остров Мертвых Ветров и усадил каждую на большой диван, обитый тюленьей кожей. И только рассказ о том, как по пути к архипелагу миссис Дэшвуд убила морского змея, ненадолго омрачил его благодушие.

— Надеюсь, — пробормотал он в бороду, — что вы не прогневали Морского Клыка.

— Кого?

— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, — так же негромко ответил он и перешел к разговору на свою излюбленную тему, а именно о том, что ему вряд ли сейчас удастся предоставить дамам компанию юношей приличествующего возраста и положения. Кроме сэра Джона они здесь встретят только одного джентльмена, его давнего друга, который также живет на островах и… — тут сэр Джон запнулся и смущенно вздохнул, — обладает не совсем обычной внешностью. К счастью, менее часа назад на Остров Мертвых Ветров прибыла мать леди Мидлтон, которую похитили в то же время и из того же тропического рая, что и ее дочь, — чрезвычайно жизнерадостная и общительная женщина. Все Дэшвуды согласились, что их полностью устраивает присутствие двух совершенно незнакомых людей за обедом и что большей компании желать незачем.

Мать леди Мидлтон звали миссис Дженнингс — прежде всего потому, что сэр Джон находил это забавным. Ее настоящее имя состояло из четырнадцати, если не больше, слогов и включало сочетания согласных, произнести которые англичанину было не под силу. Миссис Дженнингс была пожилой разговорчивой вдовой, чьи речи изобиловали непостижимыми словечками из ее родного языка и сопровождались богатейшим разнообразием ужимок, подмигиваний и многозначительных жестов. Обед еще не окончился, а миссис Дженнингс уже успела рассказать немало остроумных анекдотов о мужьях и влюбленных и со смехом выразила надежду, что сестры Дэшвуд не оставили в Сассексе свои сердца (или, возможно, гениталии, тут ее жест был не совсем ясен). Марианна, немедленно оскорбившись за сестру, повернулась к ней с неподдельным сочувствием, чем ранила Элинор куда сильнее, чем миссис Дженнингс своей пустой болтовней.

Полковник Брендон, друг сэра Джона, страдал страшным недугом, о котором сестры Дэшвуд до сих пор знали только понаслышке. Из его лица, как чудовищная живая зеленая борода, росли длинные влажные гибкие щупальца, сами по себе колыхавшиеся в воздухе. Помимо того, его окружала какая-то странная аура, неуловимая, но несомненно пугающая даже более его противоестественной наружности; казалось, что посмотреть ему в глаза — значило заглянуть в самую бездну ужасов, непознанных и невообразимых, которые скрываются за пределами видимого и осязаемого мира. В остальном же он был чрезвычайно мил. Если не обращать внимания на непрестанное шевеление щупалец, внешность у него была приятная, хотя полковник Брендон был старым холостяком — за тридцать пять. Он казался молчаливым и угрюмым, но отличался утонченностью манер и держался как истинный джентльмен.

Никто из собравшихся не обещал стать в будущем добрым другом семьи, но холодная надменность леди Мидлтон производила до того неприятное впечатление, что по сравнению с ней был интересен даже угрюмый полковник Брендон, несмотря на некоторое его сходство с кальмаром. Элинор взглядом остановила сестру, которая явно собиралась расспросить их нового знакомого о том, что стало причиной такой поразительной особой приметы. Подобные физиогномические диковины, по слухам, происходили либо оттого, что мать, будучи на сносях, пила морскую воду, либо от проклятия морской ведьмы. В любом случае тема не годилась для беседы в приличном обществе, тем более в присутствии человека, послужившего к таковой беседе поводом.

Маргарет вернулась с долгой прогулки по усадьбе сэра Джона запыхавшись и в небывалом возбуждении.

— Я видела… что-то! — воскликнула она. — На острове… что-то… невероятное!

— Расскажи, что ты видела, дорогое дитя, и я все объясню, — ответил сэр Джон. — Я знаю Остров Мертвых Ветров и все его причудливые трещины, как линии на собственной ладони.

— Нет, — возразила Маргарет, — это было не здесь, а на нашем острове, на Погибели. Я бродила по берегу и увидела густой столб пара, вырвавшийся из горы в центре острова.

Все весело рассмеялись:

— Какой горы?

— Конечно, это скорее холм, — покраснела Маргарет, — но я часто смотрю на него по ночам из окна и про себя привыкла называть его горой. Горой Маргарет. И именно оттуда…

— Марш наверх, юная леди! — перебила ее миссис Дэшвуд. — Приведи себя в порядок, прежде чем садиться за стол. И чтобы я больше не слышала никаких детских фантазий ни про горы, ни про странные столбы пара.

Маргарет нехотя повиновалась.

Вскоре выяснилось, что Марианна прекрасно музицирует, и ее попросили сыграть. По просьбе сэра Джона она исполнила балладу его собственного сочинения в тридцати семи куплетах о том, как он встретил, очаровался и впоследствии похитил леди Мидлтон. Ее игре горячо аплодировали. В конце каждого куплета сэр Джон выказывал свое восхищение, громко стуча тростью по полу, а когда начинался следующий — не менее громко принимался обсуждать исполнение с остальными. Один только полковник Брендон слушал Марианну без громогласных восторгов. Единственным комплиментом, которым он ее удостоил, было его неподдельное внимание, и поскольку прочие бесстыдно демонстрировали полное отсутствие вкуса, она прониклась к нему уважением. Он слушал в молчании, сложив руки на коленях, и лишь чудовищные щупальца его слегка подергивались и жабры, как всегда, издавали низкий, булькающий звук.